Иду на свет - Мария Анатольевна Акулова
— Так почему ты одна? И почему грустная? Где Чернов?
— Я похожа на человека, который будет с вами разговаривать? — ожидаемой реакцией на вот такой вопрос с очевидной претензией должна бы стать новая ироничная улыбка, но Максим остался предельно серьезным:
— Ты похожа на человека, которому не с кем поговорить…
И сделал предельно больно. Как можно только правдой, которую ты даже для себя толком не сформулировал.
Неспособность быстро ответить Санта постаралась скрыть, а на самом деле выдала слабость.
Подняла стакан, сделала несколько глотков. Знала, что парировать надо. Но как? Если снаряд в мясо рубит душу?
К их столику подходит официант, смотрит на Санту, но попросить счет она не успевает. На локоть парня ложатся пальцы присевшего Максима, он снова улыбчив:
— Повторите нам, пожалуйста.
Берет на себя слишком много. Злит немыслимо.
Заставляет Санту потянуться за сумкой. Она хочет достать кошелек, оттуда наличку. Оставить купюру и уйти. Но не успевает.
Максим проворней. Её сумочка оказывается в заложниках. А сама она — смотрит на наглеца округлившимся глазами.
— Ты мне на один вопрос ответь только…
Но возмущенный взгляд мужчину абсолютно не смущает. Он говорит, склонив голову, потом держит паузу…
— Отдайте мои вещи.
С губ рвется «Данила запретил вам ко мне приближаться», но эта формулировка злит саму Санту. Дело не в запрете Данилы. Она сама — человек, который в праве определять круг своего общения. И Максим — не тот собеседник, в компании которого она готова провести хотя бы десяток минут.
Им говорить не о чем, даже если мужчине кажется иначе.
— Один вопрос и отдам…
Его наглость поражает, но поражаться глупо. В подобной наглости — его суть. В этом его стиль. За это он кем-то ценится.
Выдирать силой — стыдно. Идти на условия — неправильно. Санта чувствует себя немного пойманной…
— Почему ты проигнорировала предложение? Ладно, на вечере. Чернов бдит… При нем нельзя… Это я понимаю, — ирония по отношению к Даниле кажется Санте кощунственной, раздражает, но перебить она не успевает. — Но почему на второе не ответила? Вряд ли предел твоих мечтаний — глушить вечерами коктейли в баре наедине с собой, пока Чернов приумножает череду своих побед… А в Лексе у тебя точно была бы компания…
— Какое второе? — Санта постаралась вычленить из потока речи Максима важное. Повторила. Нахмурилась. Посмотрела в голубые глаза. Наверное, впервые так прямо. То ли почувствовала, то ли увидела в них вспышку. Судя по всему, мужчина доволен. Свою рыбу он подсек…
А рыбе как-то пох. Она ждет ответа.
— Я писал тебе.
Максим поясняет, Санта хмурится сильнее.
Она писем не получала.
— На почту? — уточняет, получает в ответ улыбку и перевод головы из стороны в сторону.
— Нет, малыш… На телефон.
Достает свой, разблокирует и бродит пальцами по экрану. Потом разворачивает к ней.
Позволяет взять в руки. Проверить номер. Посмотреть дату. Убедиться…
Получить новый удар в душу с опозданием.
Болезненный и сильный.
Он как не доверял, так и не доверяет.
Он как решал за неё, так и решает…
— Мне нечего делать в Лексе.
Но всё это — не дело Максима. Поэтому ему достается притворно равнодушный ответ. Она кладет телефон на столик и толкает к владельцу.
Чувствует себя Данилой, который после прикосновений к этому человеку всегда моет руки. Самой тоже хочется…
Она встает, выставляет ладонь, без слов прося отдать сумку, но Максим просьбу игнорирует…
А её так трясет, что скрывать это сложно. Поэтому:
— Я иду в уборную. Когда возвращаюсь — забираю свою вещь и ухожу. Если не забираю — всё равно ухожу. Можешь выбросить в урну, ценного там всё равно нет. — На её ультиматумы мужчина реагирует иронией. Ему вроде как забавно, а ей только злее с каждой секундой. — Не лезь ко мне, Максим… — голос холодеет. Взгляд тоже. Она не просит. Он пусть немного, но серьезнее воспринимает. — Ты везде проигрываешь Даниле. Везде и во всём. У каждого своя судьба. Твоя — такая.
Точно так же, как о каждом своем метком попадании знает Максим, Санта тоже знает, что шибанула больно. Но триумфом не наслаждается.
Её потряхивает. Разворачивается и идет в сторону уборной, лавируя в толпе. Уже там — опускает под воду руки, смотрит в зеркало…
Ей гаже, чем было после разговора с Данилой. Он обвинил её во всех грехах, а сам…
А сам, черт его дери…
Прижавшись спиной к стене, пользуясь тем, что здесь тише, Санта вытерла салфетками руки, разблокировала телефон, набрала Чернова.
Он взял почти сразу.
— Алло…
— Ты рылся в моем телефоне? — пауза, которая зависла после вопроса, говорила о его неожиданности. А Санте служила ответом.
— Что ты имеешь в виду? — куда более однозначным, чем дебильный уточняющий вопрос.
— Имею в виду то, о чем спрашиваю. Ты рылся в моем телефоне? Ты удалял мои диалоги?
— Санта… Ты где?
— Всё ясно…
Не в силах справиться со злостью, девушка скидывает. Рука бессильно повисает, она жмурится. Затылок вжимается в такую же декоративную облицовку. Бьется раз. Бьется два…
— Что ж такое… — Шепчет, жмурясь сильнее… Чувствует, как мир осыпается. И она вместе с миром. Всё к чертям. С самой высокой вершины она уверенно продолжает катиться, со скоростью наскакивая на острые каменные пики. — Что же, мать его, такое…
Ей снова хочется бежать, но правда в том, что бежать некуда.
Ноги несут в сторону столика, за которым недопитый стакан и улыбающийся человек. Второй её не интересует. Впрочем, как и содержащаяся в заложниках сумка.
Пальцы сжимаются на стекле.
— Жарко, правда? — она его осушает, чувствуя взгляд. Отвечать не собирается. — Но ты хотя бы маленькими глотками… Градус же… — На замечание тоже.
Разворачивается, чувствуя легкое головокружение, но абсолютно не боясь.
Выйдет на улицу — полегчает.
В руках
