Рут Харрис - Любовь сквозь годы
У Джой опять начались приступы, она издавала дикие, животные звуки. Ее футболка была задрана выше груди, а длинные волосы спускались прямо в унитаз.
– Я прошу вас уйти, – сказала Эвелин Клаусу.
– Но ведь ей плохо! – Он показал на Джой. Ему явно не хотелось оставлять ее.
– Слышишь, вон отсюда! – Эвелин подошла к двери в комнату Джой и с силой захлопнула ее прямо у него перед носом. Клаус остался в комнате один, и ему ничего не оставалось, как уйти. Джой все слышала, но была слишком слаба, чтобы вмешаться.
– Джой, – Эвелин положила руку на плечо дочери, – что он сделал с тобой?
– Ничего не сделал… Я сама виновата. Пойми, я сама во всем виновата…
Мать с трудом расслышала ее ответ. Джой еле дышала от жутких приступов рвоты.
В ванную вошел Нат.
– Она просто перебрала, – сказал он. – Вот и все!
– Но ей же так плохо! Посмотри на нее!
– Значит, она здорово перебрала. Завтра – похмелье, ей будет еще хуже, а потом все пройдет.
– Ей чем-то можно помочь?
– Да оставь ты ее в покое.
– У нее в комнате был мужчина, – сказала Эвелин после того, как они помогли Джой умыться, убедились, что она заснула, и вернулись в свою спальню.
– Ей почти шестнадцать. Естественно, что у нее там был мужчина.
– Нат, она твоя дочь! Неужели тебя все это не волнует?
– Меня волнует, чтобы она хорошо и интересно проводила время.
– И ты это называешь интересно провести время? Твоя полуголая дочь давилась от рвоты, обнимая унитаз, а тот парень стоял со спущенными штанами. Ты что, действительно считаешь это прекрасным эпизодом в жизни?
– Я называю это взрослением. У девочки наступит жестокое похмелье. Это будет ей хорошим уроком.
– Я так не считаю, – сказала Эвелин. Она решила, что такой случай нельзя свести только к похмелью. Она запретит Джой не только встречаться с Клаусом, но даже просто видеть его. Он слишком взрослый и слишком искушенный для ее дочери.
Джой проснулась в полдень от острой головной боли. Впрочем, болела не только голова – давило живот, тряслись руки, глаза – будто засыпаны песком, кожа пошла какими-то пятнами, колени дрожали. Она не могла ни есть, ни спать. Она лежала и следила за солнечными зайчиками, которых щедро дарило ей карибское солнце, и мучительно пыталась вспомнить – было у нее что-то с Клаусом или нет.
В два часа рассыльный принес ей огромный букет цветов и визитку Клауса с напоминанием, что они договорились сегодня вместе пообедать и что он заскочит за ней около семи вечера.
А в три часа пришел отец, принес ванильное мороженое, имбирное пиво и хорошее настроение. Он рассказал дочери о своих юношеских экспериментах с алкоголем, и Джой хохотала до слез. Учитывая ее состояние, это было большим достижением.
– Между прочим, мать, глядя на твое поведение, просто писала кипятком – извините за грубость, – сказал он, когда они перестали шутить.
– И что из этого вытекает? – Джой даже не заметила невольный каламбур.
– Она не хочет, чтобы ты встречалась с Клаусом. Она полагает, что он плохо на тебя влияет.
– Ничего не получится. Я сегодня с ним обедаю. – Джой скрестила руки под подбородком. Она всегда так делала, когда протестовала против чего-нибудь.
– Прошу тебя, откажись.
– Это просьба или приказ?
Мгновение отец колебался.
– Полагаю, скорее – приказ.
– Но отчего же она сама не занялась «грязной работой»? Если ей не хочется, чтобы я шла с Клаусом, почему бы ей самой не сказать мне об этом?
Нат заметил, что Джой никогда не называла Эвелин «мамой» или хотя бы «ма». Всегда только «она», «ее», «ей».
– Слушай, детка, что происходит между вами?
– Просто она живет в средних веках, а я – в шестьдесят восьмом году. Вот и все.
Нат Баум любил их обеих, каждую по-своему. Они выглядели диаметрально противоположными. Трудно поверить, что они чем-то связаны друг с другом, а уж тем более сказать, что это мать и дочь. Эвелин была замкнута, избегала конфликтов, очень дорожила своей репутацией и в то же время чувствовала себя неуверенно, особенно если это касалось основного долга – заботиться о семье. Джой, наоборот, бунтовщик от природы. Она самоуверенна, готова на риск, ее эмоции все на поверхности, не как у матери. Нат даже в душе редко признавал, что его дочь многое унаследовала от него и что он, сам того не желая, гордится этим. И уж совсем он не хотел признать, что к жене он привык, она ему нужна, но любит-то он Джой.
– Она желает тебе добра, – сказал Нат, защищая Эвелин. Он чувствовал, что должен поддержать жену.
– А ты тоже хочешь, чтобы я не встречалась больше с Клаусом?
– Признаться, я не слежу, с кем ты гуляешь. Я только повторяю тебе то, что просила мать.
– Могла бы и сама мне сказать. Если считает, что это так важно.
В половине седьмого Джой наконец вылезла из кровати, стащила с себя ночную рубаху и начала одеваться к обеду.
– Куда это ты собираешься? – Мать прошла в спальню Джой через ванную.
– Прошвырнуться с Клаусом, – ответила Джой, причесываясь.
– Ну уж нет, – сказала Эвелин. – Не сегодня. Впрочем, никогда.
– Ну уж да. И сегодня. И завтра! Если мне, конечно, захочется.
– Позвони и отмени встречу. – Эвелин показала на старомодный черный аппарат на тумбочке. Джой продолжала как ни в чем не бывало расчесывать волосы, стоя перед большим, в полный рост, зеркалом в ванной.
– И не подумаю, – ответила она.
– Тогда это сделаю я.
– Не сделаешь! – Джой бросила расческу и обернулась к матери.
Та, ни слова не говоря, сняла трубку и попросила соединить ее с Клаусом. Когда он подошел к телефону, она спокойным, ровным голосом назвала себя.
– Джой, к сожалению, неважно себя чувствует, боюсь, ей придется нарушить ваши планы.
– Она лжет! – закричала Джой изо всех сил, чтобы Клаус мог услышать. – Она лжет!
Девочка бросилась в комнату и попыталась вырвать трубку из рук матери. Эвелин быстро подняла аппарат и крепко удерживала его так, что Джой не могла дотянуться.
– Ты соврала! У тебя просто не хватило смелости сказать ему правду. И в чем дело? Тебе не понравился его торчащий член? – Джой стояла лицом к лицу с матерью. – Его большой, длинный, красный шведский член?
И тут мать ударила ее. Сильная пощечина отбросила Джой назад, и слезы сами полились из глаз. Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга, потрясенные той ненавистью, которая их охватила. Потом Эвелин пришла в себя и направилась к двери. Джой бросилась за ней со сжатыми кулаками, но Эвелин успела закрыть за собой дверь, делая вид, что не замечает дочь.
Когда Джой немного успокоилась и ее перестало трясти, она позвонила Клаусу и сказала, что чувствует себя немного лучше и не намерена откладывать их встречу.
