Рейчел Джонсон - Ноттинг-Хелл
— И как Красти и Хурей, то есть Хурей и Джонни, я хочу сказать Факер и Хурей, восприняли это? — Я так нервничала, что перепутала имена его друзей. Мужа это всегда раздражало.
— Что восприняли? — спросил Ральф. Мое сердце снова ушло в пятки.
— Ну, то что ты не пошел на эту важную встречу с ними, — беззаботно напомнила я ему. Я налила себе вина с пряностями и направилась к костру. Ральф пошел за мной.
Все младшие дети носились, громко крича, с одного конца сада на другой, с бенгальскими огнями в руках. Старшие дети, подростки и почти подростки, смотрели на костер с румяными лицами, пылающими от неминуемого пробуждения сексуальности. Я сделала мысленную пометку убедиться, что никто не улизнет в кусты во время долгого фейерверка.
Мы стояли, глядя на прыгающие языки пламени, в дружеском, как я надеялась, молчании, около минуты. Потом Ральф вздохнул, осушил стакан и уронил его в траву. Затем он достал сложенную папку из очень большого кармана охотничьей куртки, придуманной специально, чтобы прятать в ней убитых фазанов. Мое сердце затрепетало от облегчения: огонь был ярким, и я смогла увидеть в руках мужа каталог собственности.
— О-о, — протянула я, подходя к нему. — Что это такое?
— Наш новый дом, — ответил Ральф.
— Что? — воскликнула я и вцепилась в брошюру. Сначала я впилась взглядом в фотографию с изображением милого деревенского дома из светлого камня, увитого глицинией, и дворовыми постройками, с окнами с видом на зеленую долину. Овцы паслись в поле за деревенским железным забором. Хлопковые облака плыли по васильковому небу, и в отдалении был виден кусочек глубокого насыщенного цвета, от которого щемило сердце. Это могло быть только море.
«Сельская идиллия в деревне Хью Фернли-Уиттинг-столла», — гласила надпись. Огонь горел так ярко, что было светло, как днем.
Я открыла папку и стала читать вслух:
— «Фермерский дом. В продаже впервые за сорок лет, редкая возможность купить маленькое имение на побережье».
Я с энтузиазмом причмокнула губами и быстро пробежалась по всем преимуществам: «сланцевые полы, дубовые панели, обустроенная кухня, посуда, кладовка…» Я остановилась и с сияющими глазами улыбнулась Ральфу — мы всегда с ним подшучивали над домами «под ключ». — «Четыре спальни, старый сад, сад, обнесенный стеной, огород, пастбище, всего три акра земли. Хижина и конюшня. Ориентировочная цена…» Я взглянула на ориентировочную цену и завизжала.
Я обвила Ральфа руками, вдыхая кислые запахи старого линолеума, ружей, сигар, «лендроверов» и Лабрадора, которые впитались в его куртку.
— Уууух ты! Как так может быть, любимый? Ты получил большой бонус у этих американцев? Не могу поверить, что у нас наконец-то есть второй дом! Это сказка!
Я начала танцевать вокруг костра и петь:
— У нас дом в Дорсете, у нас дом в Дорсете!
Я пела довольно громко, хотя Джереми и Триш были в пределах слышимости, так же как и Клэр. Я подбежала к ней и обняла, и она сдержанно ответила на мои объятия.
Потом Ральф подошел ко мне. Он схватил меня за руку и, словно капризного ребенка, оттащил от Клэр под иву, потом прижал меня к стволу, и нас обоих скрыла от сада листва дерева. Я услышала свист, и то, как люди закричали «начался фейерверк» и «на другой конец сада, быстро, быстро», и шум обутых ног по траве и гравию. Глаза мужа так блестели, что я испугалась. Послышался громкий звук, и сквозь листву я увидела каскады золотых искр в ночном небе над Лонсдейл-гарденс. Он приблизил ко мне лицо.
— Хотя бы раз просто послушай меня! — прошипел он. — Думаю, я смогу пережить, что ты обманула меня с мужчиной, чье знание английского языка немногим лучше, чем у моей собаки.
Он знает о Сае — эта паническая мысль промелькнула у меня в мозгу.
— И кто, видимо, потратил три миллиона фунтов на дом и яхту, чтобы его пенис казался длиннее. Я ничего не могу поделать с твоим дурным вкусом, — выплюнул Ральф.
«Он знает и о яхте Сая», — подумала я. Все, что я могла, — это думать, потому что дышать я не смела.
— Как бы то ни было. Я слишком зол, чтобы сейчас говорить об этом. Слишком зол.
Мое сердце снова упало. Меня побьют в кабинете учителя после молитв о прощении за краткий момент безумия. Это мне на десерт, за обреченную попытку поймать в сети мультимиллионера и злоупотребление диким сексом с мужчиной, который мне казался (ну, и все еще кажется) непреодолимо привлекательным…
Ральф еще со мной не закончил. Далеко не закончил.
— Но что я отказываюсь переваривать — это твое вечное нежелание жить в реальном мире, Имоджин. Ради Бога! Неужели ты думаешь, что эти деньги взялись из ниоткуда?
О Боже. Он назвал меня моим настоящим именем, которое я не слышала с незапамятных времен. Значит, дело действительно плохо. Он так называл меня один только раз, когда я испортила его винтажный автомобиль, врезавшись в припаркованную машину, после кружки пива в баре.
— Ты действительно думаешь, что мы за миллион лет смогли бы скопить достаточно, чтобы позволить себе ферму, если бы я не продал Колвилль-крессент? Боже, женщина. Где твой здравый смысл?
Я выдохнула. Я знала, что это мой единственный шанс перейти в нападение. У меня кружилась голова от серии нокаутирующих ударов, но я собиралась нанести ответный удар.
В конце концов, мы в Ноттинг-Хилле.
Маленькая супружеская измена с соседом — это одно. В конце концов, мы все здесь взрослые люди. Но продать редкий дом Викторианской эпохи — не просто дом, а родовое гнездо наших детей — в коммунальном саду, дом, ради которого банкир перешагнет через свою бабушку и на который с радостью потратит бонус, — совсем другое. Это неправильно!
Конечно же, это собственность Ральфа, но все же. Мы женаты. Дом такой же мой, как и его.
— Иди к черту, Ральф, — сказала я. — Кем ты себя возомнил? Ты обвиняешь меня в измене, а потом пользуешься этим предлогом, чтобы продать дом, в котором родились наши дети? Единственное место, которое они знают? Ты это серьезно? Ты действительно продал дом? — Мой голос сорвался на визг, но мне было плевать. Мне нужно было орать, чтобы меня услышали. Фейерверк достиг кульминации.
Воздух дымился запахом горелой листвы и пороха, небо освещали желтые, зеленые, белые и розовые всполохи, слышался шум, свист и грохот, в то время как взрывались фейерверки ценой в тысячи фунтов. Каждый взрыв толпа сопровождала криками, охами и ахами Вскоре соседние сады по Ленсдоун-роуд и Элджин-Крессент зажгут голубые огни и еще более продолжительные и дорогостоящие фейерверки, чем в скромном Лонсдейл-гарденс, озарят небо. Не просто так подобные праздники известны как «ярмарки тщеславия».
