Однажды ты пожалеешь - Елена Алексеевна Шолохова
Я усмехнулась ей в лицо.
– Что еще придумаешь?
– Мне делать нечего. Светка Мухина сама видела!
– Ну да. Помнится, она еще видела, как его взял Исаев, ну так она мне сказала. У нее путаются мысли?
– Смейся-смейся, дура. Мухина видела, как у тебя выпал телефон из сумки, а Лиддерман его поднял и сунул себе в карман. А потом ты давай квохтать, что у тебя его сперли. И Лиддерман помогал типа его искать. А про Исаева – это я ей велела тебе сказать, а ты повелась, – она зло улыбнулась. – Что смотришь? Ты – жалкая, тупая деревенщина, и с тобой никто, слышишь, никто не хочет…
– Удачи на комиссии, – оборвала ее я, развернулась и вылетела из гардероба.
– Дура! Хацапетовка! Крыса! – кричала мне вслед Черемисина.
На крыльце торчали ее подружки. Обе на меня уставились, явно пытаясь понять, чем закончился наш разговор, но ничего не сказали.
Как ни прискорбно было признавать, но слова Черемисиной меня задели, осели тяжестью в груди. И пусть я себе сто раз повторила, что она попросту наврала мне, чтобы уязвить, оболгала Ярика, моего единственного друга, да и вообще несла бред, но все равно настроение испортилось хуже некуда.
Неожиданно для себя самой я вдруг повернула к остановке. А там уже села на маршрутку, идущую до больницы, где лежал Исаев.
* * *Моей решительности хватило ровно на поездку до больницы. Уже на лестнице я почувствовала мандраж. А перед дверью его палаты и вовсе встала как вкопанная, откровенно боясь войти. Господи, у меня аж коленки подгибались от страха и волнения.
Не совершаю ли я очередную ошибку? Вдруг он наговорит мне гадостей? Да, конечно, наговорит! Наверняка! Он всегда был со мной груб, ну, кроме самых первых дней, который сейчас уже кажутся сном. А в последний раз он меня и вовсе чуть не испепелил ненавистью. Тварью ещё назвал…
Зря я к нему иду. Но, черт, развернуться, когда уже пришла, и отправиться обратно – это совсем тупо.
Ладно, выдохнула я, постучу, загляну, скажу ему «спасибо» и сразу же уйду. Может, он вообще спит. К тому же на мой стук он никак не отозвался.
Помешкав, я всё-таки вошла в палату без приглашения. И тут же, с порога, напоролась на его взгляд. Сердце сразу же кубарем рухнуло вниз, а к щекам прилила горячая кровь. Ох, зачем я пришла?
Сейчас он скажет: «Чё надо?», и я буду выглядеть полной дурой со своим «спасибо». Но он молчал. Смотрел на меня тяжело, неотрывно и молчал.
Я шагнула в палату, затворила за собой дверь. Неуверенно подошла ближе.
– Привет, – вымолвила первой. Получилось очень тихо – когда я сильно волнуюсь, голос меня вечно подводит. Но Исаев услышал. Сглотнув, ответил не громче моего:
– Привет.
Надо было что-то говорить, но все мысли повылетали из головы. Тоже от волнения, конечно. Ещё и он продолжал пожирать меня глазами, что только сильнее смущало. Да и всё плохое, что случилось между нами, ощущалось если не пропастью, то огромной такой ямой…
Ну хотя бы я поняла: гнать меня прочь или грубить он не собирался. И на том спасибо.
– Как ты? – наконец сообразила я.
– Да так, – он отвел глаза и нахмурился, словно ему вдруг стало неловко. А мне, наоборот, чуть полегчало, когда он перестал так смотреть.
– Что врачи говорят? Надолго ты здесь?
Он не ответил, только повел плечом, будто не знает и ему все равно.
– Андрей, я хотела тебя поблагодарить.
Он снова повернулся ко мне.
– За что? – вскинул он брови в неподдельном изумлении.
– За то, что вступился за меня в бассейне, конечно.
– Это ерунда, – скроил он гримасу, как будто это и впрямь сущие мелочи. – Как там Чепа? Не достает тебя больше?
– Нет, – покачала я головой. – Он вообще всю неделю в школу не ходит.
– А остальные?
– Тоже не трогают.
Он удовлетворенно кивнул. Бросил на меня украдкой взгляд, быстрый, мимолетный, однако такой говорящий… Я, может, и не спец в таких вещах, но тут не ошибешься. Он сам был смущен! Причем не меньше, чем я. Смущен, растерян, взволнован… Но почему?
И чем больше наши взгляды сталкивались, тем явственнее сгущалось напряжение.
– А у тебя уютно тут. Даже телевизор есть, – сказала я лишь бы что-нибудь сказать, чтобы хоть чуть-чуть снять эту неловкость.
Он не ответил, только вновь придавил меня своим взглядом. Несколько долгих секунд мы оба молчали. То есть я пыталась придумать, что ещё сказать, но тщетно. Спрашивать же про те его угрозы сейчас казалось совершенно неуместно.
– Ну ладно, пора мне, – не выдержала я напряжения. – Выздоравливай.
Однако не успела я дойти и до двери, как он позвал меня:
– Даша…
Я обернулась. Он так пронзительно сейчас смотрел, словно всей душой просил о чем-то. У меня аж дрогнуло в груди.
– Не уходи. Пожалуйста... Мне надо тебе кое-что сказать...
37.
Даша
В палате вдруг стало нечем дышать. Такое со мной случается в момент сильного волнения. И сейчас, похоже, именно такой момент. Сердце тяжело и гулко стучало в ушах, качая кровь как бешеное. В горле вмиг пересохло, а язык стал как наждачка.
