Наталья Миронова - Тень доктора Кречмера
— А почему тут шлагбаум, мам? — спросил он.
— Там живут верующие, — объяснила Вера. — Они соблюдают все религиозные обряды и правила. Например, по субботам евреям нельзя работать и на машине ездить. Но многие ездят, вот верующие и не хотят, чтобы их беспокоили.
— Мам, а мы? Мы верующие?
Вера глубоко задумалась.
— Насчет тебя не знаю. Вырастешь — сам решишь. А я… Я росла в другое время, меня воспитывали атеисткой, то есть безбожницей. Но я предпочитаю исходить из гипотезы, что бог есть.
— А что это значит?
— Стараюсь жить с оглядкой на бога. Как будто он есть. — Вера опять надолго замолчана. Ей не нравились примитивно-торгашеские отношения с богом: будешь грешить — пошлет в ад, будешь слушаться — заберет к себе в рай. — Не делать зла, — продолжала она, — сколько сил хватит, делать добро и вообще… Я же тебя учила золотому правилу: не делай другим того, чего не желаешь себе.
— А при чем тут бог? — все еще не понимал Андрейка.
— Бог — это совесть. Ответственность за свои поступки, способность отличать добро от зла и, когда есть выбор, всегда выбирать добро. Это долгий разговор, мы с тобой как-нибудь в другой раз поговорим. И даже не раз, я тебе обещаю. А сейчас уже поздно, тебе давно пора в кровать.
Особенности иудейской веры возбуждали у мальчика острое любопытство.
В один из вечеров мать с сыном решили ничего не готовить и поужинали в ресторане на открытом воздухе, а потом пошли к морю по большой, выложенной камнем площади с фонтаном и аттракционами. В одном углу мальчишки примерно одного возраста с Андрейкой играли в футбол. Просто гоняли мяч без ворот, без всякой разметки.
Среди них были мальчики в кипах, с пейсами, но были и обычно одетые.
— Мам, а это что? — спросил Андрейка, закручивая воображаемый локон у виска.
— Это называется «пейсы». Их носят религиозные евреи.
— А почему одни носят, а другие нет?
— Я не знаю, — вздохнула Вера. — В иудейской религии много разных течений. Есть и светские люди, они не так строго соблюдают обряды. Ты лучше посмотри, как хорошо играют…
— Класс игры невысокий, — с видом знатока изрек Андрейка.
— Я не об этом, — улыбнулась Вера. — Смотри: они играют и не обращают внимания, у кого есть пейсы, у кого нет.
В эту самую минуту кто-то из игроков упустил мяч, и тот подлетел к самым Андрейкиным ногам. Мальчики заговорили хором, явно прося вернуть им мяч. Андрейка подцепил мячик носком, несколько раз поддел его коленом, высоко подкинул, не давая упасть, а сам перевернулся волчком и головой послал мяч игрокам. Мальчишки одобрительно загудели и стали звать его к себе. Он оглянулся на Веру:
— Можно, мам?
— Конечно. Иди поиграй.
Довольный собой, Андрейка включился в игру. Вера смотрела на него, чувствуя, как сердце переполняется материнской гордостью.
Наигравшись, Андрейка подбежал к ней.
— Мам, а давай купим мороженого!
— Давай.
Вера хотела купить мороженого в лавчонке на углу перед гостиницей, но Андрейка уговорил ее пойти в итальянское кафе на улице Герцля. А заодно заглянуть «к старичкам».
— Ты хотел бы здесь жить? — спросила Вера, глядя, как он приплясывает перед статуей танцора.
Ей самой так понравился городок Нетания, что она уже подумывала, не купить ли здесь дом или квартиру. Агентств недвижимости было полно на каждом шагу, и Вера собиралась до отъезда зайти в одно из них. Просто полюбопытствовать. «Примениться к ценам», как гоголевская Коробочка.
— Насовсем? — уточнил Андрейка. — А как же бабушка? И Шайтан?
— Мы бы их сюда перевезли, — улыбнулась Вера.
— Ну, не знаю… — Андрейка задумался. — Всю жизнь читать задом наперед и одни согласные? Нет, мне не нравится.
— Ты легко научишься.
— Нет, я хочу в Москву, — отказался Андрейка. — У меня там и друзья, и все… А ты хочешь жить здесь, мам?
— Нет, — покачала головой Вера, — я просто так спросила. Идем в гостиницу, нам завтра рано вставать.
На следующий день они поехали на экскурсию в Иерусалим. Конечно, их повезли на алмазную биржу. Вера вполне могла бы без этого обойтись, но на алмазную биржу возили всех: не отвертишься.
— Мам, а купи себе чего-нибудь, — предложил Андрейка, просмотрев документальный фильм об истории обработки алмазов.
— Не знаю, сынок, мне что-то не хочется. По-моему, бриллианты мне не к лицу.
— Брюлики любой грымзе к лицу, — авторитетно заявил Андрейка.
— Ты где нахватался таких слов? — ахнула Вера.
— Подумаешь! У нас все так говорят!
— «Все» — это кто?
Андрейка смутился:
— Все ребята…
— Чтобы я этого больше не слышала. Я, по-твоему, грымза?
— Да ты что, мам, ты самая красивая! Это я в одном фильме видел…
— В каком фильме? — еще больше встревожилась Вера.
— «Палач».
— Ты такие фильмы смотришь? Милый, а ты не рано начал?
— Да ладно, мам, у нас в классе все ребята видели! Мы с Олежкой у него на видике посмотрели.
Значит, не дома, а у Оксаны. Вере этот фильм ужасно не нравился. Но что уж теперь делать? Поезд ушел.
— Там очень хорошая актриса играла, Метлицкая, — сказала она вслух. — Жаль, что она умерла такой молодой. Но тебе такие фильмы смотреть все-таки рано. Не торопись, — добавила Вера, предвосхищая дальнейшие возражения. — Все надо делать вовремя. А то ты как Онегин: «И жить торопится, и чувствовать спешит».
— А кто такой Онегин?
— Литературный персонаж. Мы с тобой про него годика через три почитаем, — пообещала Вера.
Чтобы не огорчать сына, она купила себе жемчужное ожерелье, сережки с перламутром и такое же колечко, а от бриллиантов все-таки отказалась. Нежный отсвет перламутра очень шел к ее бледной «лунной» красоте.
Иерусалим, решила Вера, — самый фантастический город на свете. Разбросанный на высоких холмах, он предстает недосягаемым фантомом, миражом. Вот уже вроде едешь по нему, а он все равно маячит где-то там, вдали, хотя и окружает тебя со всех сторон. В Иерусалиме почти нет многоэтажных зданий, хотя гид сказал, что практически все старые дома надстроены. Все равно, даже с надстройкой выходило этажа по три-четыре, не больше. Сложенные из местного розовато-бежевого камня дома казались Вере аккуратно нарезанными и чуть обжаренными сухариками, накрошенными по зеленым холмам для птиц небесных.
Когда подъехали к Стене Плача, выяснилось, что мужчины и женщины могут подойти к ней только порознь. Вера растерялась. Ей не хотелось отпускать сына одного. К счастью, они познакомились в автобусе с пожилой супружеской парой, эмигрантами из СССР, уехавшими в Америку еще в середине 70-х. Теперь они решили все-таки побывать в Святой земле. Ее звали Стеллой, его — Шломо. Типичные американские старички — сухощавые, подвижные, с фарфоровыми зубами и пергаментной кожей, оба в шортиках. Оба уже с заметным акцентом говорили по-русски, поминутно вставляя английские слова. Оба почему-то то и дело срывались в вопросительную интонацию даже там, где она не требовалась.
