Наталья Миронова - Тень доктора Кречмера
Они столкнулись возле тостера: Андрейка отправил в барабанную машину пару кусков хлеба — себе и маме, — а мальчик из Крыма схватил их, когда они вылезли поджаренные.
— Это мое! — возмутился Андрейка.
Толстый опять показал ему язык и убежал. На этот раз Андрейка решительно вознамерился не спустить обиды, и опять Вера поспешила вмешаться:
— Не надо, сынок. Его бог накажет.
— Ну-у-у… — разочарованно протянул сын, — еще ждать, пока бог накажет… Бабушка говорит, бог долго терпит…
— Да больно бьет, — закончила Вера, заправляя в тостер новую порцию хлеба.
Но на этот раз божья кара не заставила себя ждать. Не успели поджаристые ломтики вылезти из тостера, как вдруг раздался возмущенный крик на всю столовую. Все оглянулись, и Вера с Андрейкой тоже.
Женщина, убиравшая со столов грязную посуду, стояла возле одного из столиков и, голося, тыкала пальцем в нечто, лежавшее на тарелке. За столиком сидели крымчане. Вера с Андрейкой подошли поближе.
Израильская уборщица не говорила по-русски, да и английского, похоже, не знала. Другие посетители столовой, видимо, поняли, в чем дело, и тоже начали возмущаться. Поднялся страшный гвалт, уборщица по рации вызвала в столовую, находившуюся в подвальном помещении, ту самую женщину-администратора, что называла номер люкс «суитой».
На тарелке — к этому времени Вера уже разглядела и поняла, в чем дело, — лежали бутерброды с колбасой.
— Вы что же это делаете?! — возмутилась администратор. — Да нам теперь из-за вас придется кошеровать всю столовую!
— А что такого? — негодовала, в свою очередь, крымчанка. — Бутерброд на завтрак съесть нельзя?
Женщина-администратор гневно ткнула пальцем в объявление на разных языках, в том числе и по-русски, висевшее на двери: «Запрещается проносить в столовую некошерные продукты».
— Вы сюда приехали, извольте соблюдать правила. А колбасу свою ешьте у себя в номере, если уж вы без нее не можете.
— А в номере можно? — язвительно уточнила крымчанка.
— От номера вы ключ получили, запритесь там и делайте, что хотите, а здесь общая столовая, здесь верующие завтракают. Уходите сейчас же, а то охрану позову! — пригрозила женщина-администратор.
— У нас завтрак оплачен!
— Я верну вам деньги, — сказала женщина-администратор таким голосом, что у Веры дрожь прошла по спине. — Сию же минуту вон!
Мать с сыном, опозоренные, забрали бутерброды с колбасой и подавленно двинулись к дверям.
Но бог, видимо, решил, что этого мало.
— Тарелку! Тарелку с собой заберите! — крикнула им вслед женщина-администратор. — И обратно не приносите!
Пришлось вернуться, забрать тарелку и вновь пройти сквозь строй осуждающих взглядов.
— Мам, а почему колбасу в столовой нельзя? — спросил Андрейка.
Глаза у него стали круглые от любопытства.
— Евреи едят мясное и молочное отдельно, — ответила Вера.
— А почему?
— Им Библия запрещает.
— А нам? — не отставал сын. — А нам почему нет?
— Это долгий разговор, сынок. Ты поел? Вот и хорошо. Идем, почистим зубы, и на пляж.
— Ну почему, мам? Ну скажи.
— Евреи строго соблюдают библейские заповеди. Две тысячи лет назад их изгнали из этой страны, они рассеялись по всему миру, но сохранились как народ, потому что не забыли свои обычаи, обряды, праздники. Свою веру. И когда они снова здесь собрались, они были очень разные, говорили на разных языках. Они же приехали отовсюду: из Европы, из Северной Африки, из Средней Азии, из Турции, из России. И все-таки они оказались единым народом, потому что хранили свою традицию. Молились, соблюдали запреты. Поэтому для них так важно, чтобы и другие их правила уважали. Раз они говорят, что колбасу в столовой есть нельзя, значит, нельзя.
— А эти… — Андрейка не знал, как назвать крымского мальчика и его маму, — ну эти, с колбасой… Что им теперь будет?
— Не знаю.
— А что значит «кошеровать столовую»?
— Ну, это что-то вроде дезинфекции. Я сама точно не знаю.
— А давай у этой тети спросим? — предложил Андрейка. — На ресепшене.
Вера, ригористка и пуританка, поморщилась.
— Не говори так, это неправильно.
— Почему? — удивился мальчик. — Все так говорят.
— Мало ли что все говорят! Многие говорят «звОнит». Ты тоже будешь? «Ресепшен» — английское слово. Английские слова не склоняются. И вообще, тетя называется администратором. Ее рабочее место — за стойкой администратора. Не так уж трудно это запомнить и выговорить.
— Ладно, давай спросим у тети-администратора.
— Давай лучше не будем, — мягко отказалась Вера. — Что-то мне подсказывает, что тетя-администратор не обрадуется. Идем-ка лучше на пляж.
Крымчан Вера с Андрейкой с того дня больше не видели. Возможно, они переселились в другой отель. А может, и вовсе уехали. Даже на пляже Андрейка их больше не встречал.
Мать с сыном обошли весь центр. Директор агентства сказал Вере, что в Нетании есть так называемые «русские» магазины, где можно купить некошерную еду, и они нашли один такой по дороге к рынку. Там продавались и креветки, которых евреям, как оказалось, тоже есть нельзя, и ветчина, и много всякой всячины. Но Вериного любимого сыра «Старый голландец», привезенного из Москвы, там не было, и она порадовалась, что последовала совету Доры Израилевны.
Андрейке страшно понравилась скульптурная композиция, замыкавшая пешеходную часть центральной улицы Герцля: четыре старых музыканта. Один играл на дудке, второй на ударных, третий на контрабасе, а четвертый танцевал. Фигуры в человеческий рост стояли прямо на земле, без всякого пьедестала. По ним лазали дети, туристы охотно фотографировались с ними в обнимку.
На других площадях стояли другие такие же фигуры, например скрипач, но Андрейка особенно полюбил этих четверых. Вере тоже понравилась такая демократическая скульптура. После ужина мама с сыном ходили гулять. Вера предпочитала прогулку в приморском парке рядом с гостиницей, но напоследок Андрейка всегда уговаривал ее «еще разок пройтись до старичков». Они сворачивали мимо отеля в город и шли к «старичкам». Андрейка с ходу подлетал к танцующему и, взявшись за вытянутую руку, приплясывал вместе с ним, будто старик был живым. Вера только и успевала щелкать кнопкой фотоаппарата.
Как-то раз Вера предложила вернуться в гостиницу кружным путем: пройтись до той площади, где стоял такой же бронзовый скрипач. Андрейка обратил внимание на темную улицу, убегавшую в противоположную от моря сторону. Улица была перегорожена шлагбаумом.
— А почему тут шлагбаум, мам? — спросил он.
