Оксана Сергеева - Ты у меня одна (СИ)
— Ваня, пожалуйста…
Ее ненадолго хватило. Позволил разойтись в криках и отпустил разбиться в ярких судорогах. Она сжала дрожащие колени, но он снова развел ее бедра. Одним движением мягко вошел в нее.
Болезненный стон прозвучал протестующе. Конечно, все отдала и ничего не хочет. Внутри у нее туго. Она сжата, как пружина. Но это на несколько минут. Пока кровь не разгонится по телу. Потом ей станет хорошо. Очень.
Он не наваливался на нее. Двигался осторожно, входил неглубоко.
Она тяжело дышала, потом немного расслабилась. Стала податливая. И снова дрожащая от возбуждения.
— Ты можешь меня не ждать, — прошептала.
— Сама доброта, — усмехнулся. — Нет уж, давай моя девочка, я хочу, чтобы тебе было хорошо.
— Тебе и не представить, как мне уже хорошо. — Крепко сжала его ногами. — Ложись. На спину.
Он, не противясь, перевернулся на спину, позволив себя оседлать. До чувственной развязки ей еще точно далеко, потому что двигалась она очень уверенно. Размеренно. Любила его с усердием. Вздрагивая и постанывая от удовольствия. Изредка прижимаясь грудью и влажно целуя в губы.
Когда любимая женщина сверху, удовольствие невозможно оттянуть. Не сдержать, не проконтролировать. Откуда в ней столько силы так притиснуть его к постели. Забрать волю, чтобы не смог вырваться.
Она довела его до сладких судорог. И сама изошла дрожью и влагой. Но не от их физического контакта, а от его экстаза. Никогда так ярко его не чувствовала, не слышала. Всегда в собственной истоме пропускала, как само собой разумеющееся. А теперь, целуя, почувствовала губами. И глубоко в себе…
ГЛАВА 22
Воздух в комнате перестал звенеть от страсти, жаркое дыхание остыло.
Они так и улеглись спать в гостиной. Черт его знает, почему…
Укладывались под утро, и Алёне было уже глубоко плевать, где упасть. Только бросила на диван махровую простынь и принесла одеяло из спальни. Но заснуть крепким сном не смогла. Пролежала несколько часов в полудреме. То ли спала, то ли нет…
Трудной получилась первая встреча, легко и быстро пролетела эта ночь. Не сомневалась, что тяжелым будет совместное утро.
Они лежали в неловком, но тесном сплетении. В этот раз у Ваньки не получится открыть глаза и просто убрать руку с плеча, сделав вид, что ничего не произошло.
Алёна легонько провела по его спине, коснулась шеи, жестких коротких волос на линии роста… и выбралась из-под тяжелых, расслабленных шауринских рук. Села на диване, натянув одеяло на грудь. Последняя ночь на Майорке оставила слишком горькое послевкусие. Не хотела повторения. Чтобы Шаурин одним холодным жестом разорвал завесу чувств из нежности, любви и страсти.
Рассвет струился в окно, заливая комнату молочной белизной. По стеклу мерно и тонко стучал дождь. Наконец-то спала аномальная жара последних августовских дней. Как будто и внутри что-то жечь перестало.
— Хотя бы сделай вид, что смотришь телевизор, — глухо сказал Иван.
Не спит? Как она пропустила момент, когда он проснулся. Прислушивалась же к дыханию. Оно было размеренным и тяжелым. Как у глубоко спящего человека.
Алёна перегнулась, пошарила рукой на полу около дивана, нашла пульт и включила телевизор. Динамики взорвались громким звуком. Пришлось убавить громкость. Шаурин лениво перевернулся на живот, словно собирался спать дальше.
Такого спокойного утра у них не было никогда. На улице лил дождь. Она сидела, уставившись в телевизор. Он лежал, заложив руки под подушку. А между ними пропасть молчания. По телу бежал медленный озноб. Дыхание дрожало от того важного, невысказанного, еще не обозначенного. Мышцы от напряжения начинали отдавать легкой болью. Такого неправильного утра у них не было никогда…
— Тащи завтрак, — неожиданно потребовал Шаурин.
Алёна соскочила с дивана, забежала в спальню, чтобы накинуть на себя сорочку, и скрылась в кухне. Уцепилась за эту возможность чем-то оправданно себя занять.
Не спросила, что Иван желает, и как-то интуитивно поняла: к столу его ждать не стоит. Потому, приготовив завтрак, составила тарелки на поднос и отнесла все в гостиную. Глазунья сегодня не получилась. Желтки растеклись.
Ваня не поднялся с постели. Сидел, прикрывшись по пояс одеялом, и сосредоточенно щелкал пультом, переключая каналы на телевизоре. Потом остановился на новостях и стал слушать их с таким видом, будто ждал, что диктор вот-вот скажет нечто сенсационное, предназначенное только ему.
Алёна поставила поднос на диван и уселась рядом. Взяла чашку с чаем. Ваньке она налила кофе, он размешал в нем сахар и указал кивком на свою тарелку:
— Ешь.
— Не хочу. — Взглянула на сдобу. Возможно съест кусок сахарной булки с маслом.
— Я не спрашиваю, хочешь ты или нет, я говорю – ешь. — Шаурин взял вилку и принялся за яичницу. — Ты так и не избавилась от своей привычки спать с бывшими.
Алёна поднесла к губам чашку и отпила чай, внимательно глядя Ваньке в глаза. Примерно этого она от него и ожидала. Конечно. Сорвался. Теперь будет агонизировать. Кусаться. И злится он на себя, а не на нее.
— Ну вот, — мягко проговорила она и забрала из его руки вилку, — а ты говорил, что никак не смогу тебя использовать. — Отполовинила белок и положила его на хлеб.
— Ты доиграешься.
— А что ты хотел от меня услышать? — слегка пожала плечами и вернула ему вилку.
— Не это.
— Думал, что я буду вымаливать у тебя прощение?
Умолять его пустое, равно как ловить руками ветер или сжимать в кулаках свет.
— Не смеши, — хмыкнул он. — Ты голову на плаху положишь так, чтобы колени не подогнуть.
— Ваня, я тебе все сказала. Хочешь получить нормальный ответ, начинай разговор по-другому. Я не девочка для битья. Если ты ударишь, я не подставлю вторую щеку.
Алёна настороженно ждала вопросов, даже перестав жевать бутерброд. Шаурин излишне крепко сжал в руке вилку. Они замолчали, потому что подошли к главному. Оба были спокойны, но не бесстрастны. И в этой внезапной тишине отчетливо прозвучал гром за окном, взвыла сигнализация какой-то машины.
Шаурин вдруг обхватил ладонями Алёнкино лицо, резко притянул к себе и чмокнул в губы. Быстро, крепко, точно не поцеловал, а хлестнул по губам. Она со вздохом отпрянула и потянулась к чашке с чаем. Он поставил тарелку с яичницей себе на колени и прибавил громкость телевизора.
_____
— Вот это ответочка, — ошарашено прошептала Алёна, яростно соображая, как на это реагировать. — Кушайте с булочкой, Доктор Лейба, смотрите не подавитесь.
Она бросила ключи на стол, в руках у нее осталась открытка. Яркая и безвкусная, с красными розочками. На которой броско и размашисто было написано «За прекрасную ночь». И подпись. Только гербовой печати не хватало. Твою ж мать, Шаурин!
