Ненужная мама. Сердце на двоих - Вероника Лесневская
* * *
- Ку-ку, ма-а-а! – вопит Виола, возвращая меня из теплых воспоминаний в еще более радостную реальность.
Растерянно кружу взглядом по квартире в поисках разбаловавшейся дочки, вопросительно смотрю на затаившуюся в углу Алиску, а она подносит пальчик к губам, намекая, что ничего мне не скажет, и звонко смеется.
- Эх, сестренки, да вы две бандитки, - шутливо отчитываю их, зная, что вторая тоже меня слышит. – Виолетта Гордеевна, - зову строго, а у самой в горле ком.
Помню, с какой обидой я давала младенцам это отчество. Как ненавидела Гордея в тот момент и одновременно любила. Как меня разрывало на части от боли. Долго сомневалась, плакала, захлебывалась от противоречивых эмоций, а теперь не жалею.
Двойняшки по праву носят отчество любящего папочки. И продолжают его фамилию.
- Хорошо, тогда придется оставить тебя здесь одну, - угрожаю несерьезно. – Пока-пока, Виола, - произношу громко и шагаю на месте.
Боковым зрением улавливаю движение в приоткрытом шкафу. Крадусь к нему, с улыбкой открываю дверцу и укоризненно качаю головой, обнаружив Виолу в ворохе вещей.
- Ку-ку, - повторяет она и закрывает глаза ладошками. Вслепую сползает с полки и тянет за собой Алискину одежду, небрежно сваливая все на пол и припечатывая попой нарядное платьице.
- Мой! – возмущенно топает ножкой наша старшенькая и пытается убрать бардак, но лишь сильнее сминает яркие ткани.
Расстроившись, Алиска хватает за край платья, на котором сидит Виола, и дергает что есть мочи. Младшая не сдается – вместо того чтобы отдать сестре ее вещь, наоборот, ложится сверху, распластавшись на ней. Детские крики заполняют комнату.
Две упрямые Одинцовы! Дочки своего отца – ни одна уступить не хочет. Впрочем, у меня тоже характер нелегкий.
- Девочки, тише! – тщетно успокаиваю их. - С такими помощниками мы до утра будем собираться!
- Хм, Рус, это ты зря, - доносится из соседней комнаты голос Гордея. – Отдай, пожалуйста… то, что осталось, - тяжело вздыхает.
- Неть! – спорит сынок. – Мое! Летить!
Боже, кого наш неугомонный кроха-доктор опять собрался лечить?
С трудом разняв девочек, я спешу к своим мужчинам. Сумасшедший дом, а не переезд! Как нам справиться и не разорваться при этом?
- Гор, у вас все нормально? - задаю с порога наиглупейший вопрос.
Среди беспорядка замечаю распотрошенный портфель Одинцова. Какие-то бумаги и рецепты разбросаны по ковру, некоторые порваны, бейждик разобран на несколько частей. Переключаю внимание на Руслана. С его шеи свисает стетоскоп, а в руках – медицинский планнер, в котором он воодушевленно рисует каракули фломастером, перечеркивая важные заметки папы-кардиолога.
- Прости, сейчас я у него все заберу, - резко выпаливаю и порываюсь к непослушному мальчишке. – Руслан Гордеевич! – привычно повышаю голос.
Чувствую тяжелую руку на своей талии, а вторая – накрывает рот. Впечатываюсь спиной в жаркий торс – и плавлюсь, забывая обо всем на свете. Несколько жалящих поцелуев проходятся от виска к щеке, горячее дыхание касается шеи, а затем возле уха раздается хриплый шепот:
- Оставь, уже не спасти, - звучит на удивление спокойно. – Ты чего раскричалась?
Слышу, как Гордей усмехается, и прокручиваюсь в его руках, чтобы развернуться к нему лицом. Запрокидываю голову, расплываясь в улыбке.
- Зря ты нас позвал, мы тебе только мешаем, - смущенно лепечу, приподнимаюсь на носочки и, упершись ладонями в его плечи, нежно целую в губы в знак извинения.
- Все хорошо, Вика, - жарко выдыхает мне в рот. – Даже слишком хорошо, - прижимает к себе так крепко, заставив уткнуться носом в твердую грудь, что я боюсь рассыпаться или задохнуться в его беспощадных объятиях.
- Мне тоже, Гордей, - мурлычу тихо. – Очень хорошо.
- Когда ваши с двойняшками вещи будем перевозить? – задает вопрос, к которому я не готова.
- Если честно, я… - бубню сдавленно, и он обхватывает ладонями мои щеки. Ловит виноватый взгляд, проводит большим пальцем по нижней губе, которую я нервно закусываю.
- Ты еще не сказала Егору Натановичу? – хмуро уточняет и считывает ответ в глубине моих глаз. – Виктория, - зовет строго, - мы же договаривались. Я давно хотел ему все объяснить, но ты не позволила. Заверила, что сама… И?..
- Я скажу, - пылко перебиваю его. – Просто отец совсем один останется. Он так привык, что мы рядом. После развода с матерью он всю любовь на внуков перенес. У брата своя семья, а…
- А у тебя теперь своя, Викуля, - целует меня в лоб и опять обнимает, зарывшись рукой в волосы на затылке. Перебирает локоны, треплет прическу, а я прикрываю глаза от нежности. – Клянусь, я тебя просто украду. Вместе с детьми.
Послушно киваю. Обвиваю руками его широкую талию, прильнув к нему всем телом.
Вокруг шум, беготня, переливчатый смех, а мы стоим в обнимку посреди этого хаоса. Растворяемся в уютном беспорядке. Самые счастливые на свете.
- Внученька-а-а, - слишком громко и неестественно раздается в коридоре.
Отшатываемся друг от друга, переглядывается и одновременно поворачиваем головы в сторону двери. В комнату вбегает Алиска. Минуя нас, мчится к Русу и садится рядом, словно прячась за ним. Сынок напрягается, расправляет плечи и вытягивает шею. Готовится обороняться.
- Где Виола? – бросает Гордей, все еще не понимая, что происходит.
- В спальне была с Алиской, - заторможено сообщаю. – Кто там пришел? Ты кого-то ждешь?
- Нет. Черт знает, - ругается в сердцах.
Вылетает в коридор, а я следую за ним. Шокировано наблюдаю, как незнакомая мне женщина обнимает мою дочку и, пока та отбивается, преувеличенно приторно приговаривает:
- Алисонька, внученька моя.
- Не понял, - ошеломленно хрипит Гордей.
У меня же срывает крышу. Когда дело касается детей, я превращаюсь в фурию.
- Ребенка отдайте, - рявкаю на эту сумасшедшую и, опередив растерявшегося Одинцова, выхватываю из ее рук Виолу. Крепко прижимаю доченьку к себе. – Вы кто такая? –
