Наталья Воронцова - Маринкина любовь
— На тебя пришел поглядеть. Давно не виделись…
— Ну нагляделся? Проваливай, а то Павел сейчас выйдет… Будет тебе!
— А что мне твой Павел? Нашла пугалку тоже, — громко сказал Димка. — Пусть все знают, что я к своей принцессе пришел!
— Да замолчи ты! — Маринка попыталась ладонью закрыть ему рот. — Все у тебя не слава богу. Как тебе не стыдно только.
— Тебе так идет эта кофточка! — Димка нежным движением провел Маринке по спине.
— Ты что делаешь! Не видишь, что ли, я делом занята… Качнувшись, Маринка с мокрой простыней в руках едва удержала равновесие. За последние месяцы она успела забыть о том, что в теле бывают такие ощущения. Точно электрическая волна пробежала от головы до самых пяток.
— Я так скучал по тебе! — Димка уже обнимал ее за плечи, силясь дотянуться губами до ее полураскрытых губ. Маринка старательно уворачивалась:
— Нет! Не надо… Не здесь… Ребенок же увидит.
— А где, когда? — Глаза Димки сверкнули. — Придешь ночью?
— Дим, ну ты что? Какая ночь? — Тут Соловьев медленно поцеловал ее в губы. — Приду… Куда?
— К реке, на наше место! И гляди, не придешь — из-под земли достану. Ты меня знаешь…
Шлепнув напоследок шутливо Маринку по мягкому месту, Димка испарился. Раскрасневшаяся Маринка осталась стоять с мокрой простыней в руках.
— Ты что это тут? — Из дома вышел, подозрительно оглядываясь, Голубев. — Приходил кто-то? Я вроде разговор слышал…
— Нет, никто. Это ветер…
— Ах ветер…
Помявшись рядом еще некоторое время, Голубев ушел обратно в дом. Маринка повесила наконец злосчастную простыню и нервно рассмеялась. Ей одновременно было смешно и страшно. Знакомая энергия желания ударила в голову, перевернула все вокруг.
Целый день Павел Иванович ходил вокруг жены и озабоченно заглядывал ей в глаза. Маринку это бесило.
— Ну что ты смотришь? Пойди делом займись. С Илюшкой поиграй!
Голубев уходил, но вскоре снова возвращался и странно смотрел на нее, как будто пытался понять, что с ней происходит. А Маринка летала! Впервые за долгое время она накрутила волосы на крупные бигуди.
— Посмотри, они седые у корней, да? — спрашивала она мужа.
— Есть немного… Но мне все равно, — меланхолично отзывался Голубев. — А что это ты, собственно, такая возбужденная? Собираешься куда?
— Значит, есть причины. Отстань от меня!
Вечером, накормив семью ужином, Маринка уселась на крыльце, дожидаясь, пока муж и сын умоются и соберутся спать. Голубев всегда ложился рано. Ее уже трясло от волнения. Ненадолго она снова почувствовала себя школьницей, которая ждет запретного прихода тайного друга. От смешанного чувства радости и вины бросало в жар.
— Чего это ты тут сидишь? — Голубев не выдержал, снова вышел из дома.
— Хочу и сижу. Вечер красивый…
— Я посижу с тобой…
Муж опустился на крыльцо рядом и попытался обнять Маринку за плечи. Та вздрогнула и отстранилась.
— Ты бы лучше Илюшку спать уложил!
— Он уже спит. Набегался за день… Марина, ты сегодня какая-то странная…
— Я всегда странная! — огрызнулась та. — Ты что, раньше не замечал? И вообще, иди в дом. Я хочу побыть одна!
— Ну хорошо…
Голубев тяжело встал и пошел в дом. Маринка посидела на улице еще с полчаса, наблюдая, как меняют цвета и исчезают длинные послезакатные тени и появляются первые звезды. Какая красота! Когда опустились сумерки, она на цыпочках прошмыгнула в дом. Там было темно. В своей кроватке посапывал Илья, Павел Иванович тоже спал, свернувшись калачиком в углу кровати. Последний и самый сильный укор совести пронзил Маринку и тут же отступил. Она, стараясь не шуметь, натянула нарядный летний сарафан и взяла теплую шаль.
— Марина, ты куда? — сквозь сон пробормотал Голубев.
— Мне не спится, я пойду погуляю немного у реки… Спи! Муж снова опустил голову на подушку и засопел. Маринка выскользнула из дома и побежала к реке. Сердце опять билось от прилива давно забытой радости.
На знакомой поляне никого не было. Маринка побродила несколько минут туда-сюда, полюбовалась на серебряную луну. Вдалеке пронзительно кричали птицы. Вдруг кусты у самой воды колыхнулись и кто-то вышел из них. Маринка вздрогнула и выдохнула, в ту же минуту узнав Димку:
— Уф, ты меня напугал!
— Давно ли ты такая пугливая? — рассмеялся тот в ответ и подошел к ней.
Ничего не видя вокруг, Маринка рухнула к нему в объятия. Очнулась она только на рассвете. Димка сидел над ней и гладил по волосам:
— Смотри, утро уже! Я так люблю рассвет! Часто прихожу сюда специально, чтобы посмотреть, как солнце встает… Есть в этом что-то такое, о чем даже сказать не могу…
— А я сто лет рассвета не видела!
Маринка осторожно приподнялась на локтях. Лежать на влажной траве стало холодно.
— Я сейчас тебе что-то покажу, только ты закрой глаза! — попросил Димка.
Маринка покорно отвернулась, подставляя лицо первым солнечным лучам. Отчаянно голосили проснувшиеся птицы.
— А теперь иди на меня, медленно, только глаза не открывай! Не бойся, не упадешь! Я тебя поймаю. Давай — раз, два… Молодец!
Маринка почувствовала, как через несколько шагов сильные Димкины руки поймали ее и легко приподняли. В то же мгновение под ногами что-то закачалось.
— Ой, Дима, что это?
— Открывай глаза! Это моя гордость! Я лодку купил! Сейчас тебя прокачу!
Он лихо завел мотор, и лодка полетела по зеркальной глади реки.
— Димка, я боюсь!
— Не бойся, принцесса моя! Мы сейчас полетаем!
То, что вытворял Димка на воде, не поддается описанию. Под его рукой моторка в повороте то ложилась на борт, почти зачерпывая воду, то резко поднималась носом кверху. Боясь вылететь на полной скорости в реку, Маринка прижалась к Димке всем телом — левой рукой он крепко обнимал ее, правой выворачивал руль. Со всех сторон сыпались брызги, платье Маринки было уже насквозь мокрым и прилипло к телу. Эта короткая поездка на рассвете осталась одним из самых ярких воспоминаний Маринкиной жизни.
— Ну что, как тебе? — гордо спросил Соловьев, когда они снова причалили к берегу.
— Здорово! — Маринка с трудом могла говорить.
— Я эту лодочку еще зимой купил. Починил сам, покрасил, вот мотор купил. Зверь, а не корабль! — Он похлопал по борту моторки.
Только сейчас Голубева обратила внимание, что лодка была ярко выкрашенная, желто-синяя, а по всей длине борта красовалось имя «Маринка».
— Димка! — только и выдохнула она.
— Моя боевая подруга, — задумчиво сказал он то ли о Маринке, то ли о лодке и поднял на нее сверкающие серые глаза, в которых плясали озорные огоньки. — А давай рванем отсюда куда-нибудь! Прямо сейчас! Там внизу, километрах в десяти, есть острова. Я там построил шалаш еще весной… Езжу туда, прячусь ото всех. Там будем только мы вдвоем! Поехали скорее!
