Музыка льда. Осколки - Анна Беляева
И в этот момент женщина видит, как внезапно качнулась Максимова и ухватилась за бортик.
— Извини, Мил! Пока не до тебя, — произносит тренер и устремляется в сторону бледно-неживой Маши, но Ландау успевает первым подхватить девушку.
Впрочем, Марья уже не падает. Стоит вполне ровно и спокойно. Лишь время от времени несколько раз сильно моргает, будто пытается сморгнуть соринку из глаза.
— Что с тобой? — спрашивает, доскользив на кроссовках, Виктория.
— Не знаю, не знаю! — разводит спортсменка руками, — Уже несколько раз в последнее время было.
— Тебе нужно полное обследование и побыстрее. Хорошо бы прямо завтра, — решает Домбровская, — А сейчас как себя чувствуешь? Сможешь тренировку доработать?
— Да, — кивает девушка.
Илья привычно протягивает руку и помогает Вике вернуться на свое место за пределами ледового овала.
Когда одну из наших сил душевных боль или радость поглотит сполна
“Извини, не до тебя. Не до тебя… не до тебя”… Второй день эта фраза, брошенная чуть ли не на бегу, режет душу. И на что она рассчитывала? “Не до тебя, не до тебя”… Под лезвиями так же режется лед, как ее сердце короткими словами. Никакого свободного льда. Никаких больше бесед. Никакой надежды. Выходя в тираж, входи! Не цепляйся за иллюзию прошлой любви, даже если тебя когда-то и любили, а ведь и это никто не может доказать или подтвердить.
Она, Милка, сделала снова все, что могла. И снова этого недостаточно для победы. Ее место где-то всегда на подступах: достаточно хороша, чтобы на тебя обратили внимание, тобой пользовались, пока нет никого лучшего, но не настолько, чтобы ради тебя отступиться от честолюбивых планов и максимальных успехов.
Вот она, снежная королева их маленького ледяного царства, идет уверенно вдоль бортика, привычно острым взглядом отмечая все недочеты тех, у кого еще будут шансы. Чуть задерживает внимание на Леоновой и опускается на скамью, чтобы переобуться.
Тут и верный паж подкатил. Что-то сказал. Резкое движение головой и Ландау отъехал на свое место. Мила отворачивается, чтобы заняться своими маленькими делами, совершенно не того масштаба, который интересует Викторию Робертовну. Их время кончилось, и теперь это очевидно. Домбровской будет все больше “не до тебя” Леонова, прими как факт.
****
Илья даже с другого конца катка замечает запавшие от бессонницы глаза Вики. Значит кошмар приходил снова, наверное, уже и не первую ночь. Плотно сжатые губы женщины говорят о том, что и тело, и психика из последних сил держат нагрузку недавней болезни, работы и вернувшихся кошмаров. Насколько изматывающе-страшны сны любимой женщины Илья знает не понаслышке, только это ничего не меняет и уж тем более ничего не упрощает.
Он почти без всякой надежды подъезжает, чтоб попросить Викторию сегодня посидеть за льдом. Поберечь остаток сил. Получает резкий отказ и сдается. Его больше не пускают ближе, чем заканчивается упрямство и мороз ее стальной натуры. Остается только краем глаза следить за тем, как всегда собранный тренер, несмотря на то, что предел уже близок, изящно скользит по льду к первому из учеников.
****
Настя настойчиво выкатывает под руководством Ландау вторую часть, пытаясь приучить тело не умирать, а улыбку не отклеиваться от лица на пиках усталости и сосредоточенности. Тяжело до слез. Дома можно наорать на маму, но здесь держит себя в руках, только искрит нервными движениями, пока Илья Сергеевич снова и снова читает нотации о том, как правильно делать то и это. Рутина повтором и такая же рутина усталости, накапливающейся на кончиках нервов, вот вся ее жизнь к тринадцати годам. И так по кругу, без конца. Еще минимум три года. До призрачного успеха, который, вполне вероятно, и не сбудется. Злит все: более успешные сокомандника, и тем более неуспешные. Вторые ранят реальностью пустоты. Их быть не должно! Пусть призрак победы остается абсолютным. Хотя бы он.
Так боек бьет в запал, так соприкасаются два оголенных провода… Так сталкиваются спинами Меркулова и Леонова:
— Корова, — выдыхает Анастасия. И девчонку больше не остановить, — набрали инвалидов и запихнули на лед, чтобы не плакали по потерянным медалькам!
Милка белеет от этих слов, потом заливается краской. И, конечно, не молчит:
— Но ты-то медальки не теряй. Вика проигравших не любит. Наша королева ради медалек мать родную бросила и помчалась за златом-серебром! Так что ты прыгай выше, а к 18 она и тебя прожует и выплюнет! И никто ей не прикажет!
— Про тебя же кто-то приказал, — презрительно говорит Настя.
И тут взгляд девушки падает за спину оппонентки и лицо меняется на совершенно обескураженное и испуганно-пристыженное.
— Меркулова, ты уже исправила все ошибки в произвольной или языком молоть не мешки таскать? Есть время дружески беседовать? — раздается совсем рядом резкий голос тренера.
Милка, наверное, впервые видит такое лицо у женщины, которую знает уже больше 10 лет. Мертвое. Только глаза горят двумя бешеными изумрудными огнями. Вика молчит. Смотрит в упор на девушку. В памяти всплывает одно за другим.
Вот мама тискает маленькую Милу, а та хохочет и жмется к рукам, словно котенок. На коленях у Вики сидит семилетняя Ника. Тренировка только закончилась. Все они ждут Милкину маму, которая задерживается. В раздевалке светло и искристо от счастья.
Вот мама, которая уже теряет себя саму, кладет свою ладонь на руку Вике и шепчет непослушными губами: “Я буду смотреть, как ты с девчонками выигрываешь, доченька”
Вот она прижимает возле олимпийского катка рыдающую Милу и позволяет себе проваливаться с ней в боль, что сейчас гораздо ближе ей, чем радость. Эта боль таких разных и неизбежных потерь их соединяет гораздо больше, чем радость общей победы с Радой.
Вот она стоит после похорон рядом с полками с наградами и бесцельно смотрит в никуда, а потом вынимает медаль Леоновой с полки, где у мамы стояли вперемешку награды дочерей и сына, а после внуков. Мике среди этих близких людей в тот день места не осталось, пока была жива мама Домбровская не могла предать ее веру в Леонову.
Рука взлетает сама собой и Виктория наотмашь тыльной стороной бьет по лицу предательницу. Впервые в жизни она позволила себе ударить своего спортсмена. Костяшка среднего пальца ударяется о зуб и царапается об него. Верхняя губа девушки тут же опухает. И почти в мгновенно ее хватает за плечо Илья.
Все, что понимает Домбровская — она
