Лерой. Обещаю забыть (СИ) - Гордеева Алиса

— Амиров, твою мать! Ты живой там? — не унимается Горский. — Хватит дрыхнуть!

— Ответь что-нибудь, — мышонком пищит Арина. Забавная. — Он же дверь вынесет и не заметит.

— Ну смотри, мелкая, врать я не умею, —подтруниваю над ней, в душе проклиная Горского, что так не вовремя заявился. — Придётся сознаваться, чем мы здесь с тобой занимались и почему дверь закрыта.

— Только попробуй! — возмущается Кшинская, вмиг заливаясь краской. А я не могу отвести от неё глаз: раскрасневшаяся, взволнованная, с припухшими от моих поцелуев губами. Так и хочется послать Колю ко всем чертям и вновь раствориться в ней.

— Поцелуй меня, — прошу, сам не понимая, чего добиваюсь. Мелкая права: Горский выбьет дверь и не заметит. Но смотреть, как Кшинская трепещет в моих объятиях от волнения, готов вечно.— Тогда не выдам нашу маленькую тайну!

Глаза Рины тут же вспыхивают праведным гневом, а губки забавно складываются в удивлённое «О».

— Ну же, мелкая, чего ты ждёшь? — давлю сильнее, прекрасно понимая, как действует на Арину это глупое прозвище.

Та принципиально надувает губки и отворачивается. Что ж, поиграем!

— Коль, — отвечаю Горскому не менее звучно. — Здесь такое дело… Короче… Я не од...

Договорить, конечно, не успеваю: мягкие губы Рины тут же касаются моих, в нежном поцелуе умоляя не выдавать её.

— Валера, — бурчит Горский, явно уставший стоять под дверью, — наша гостья пропала. Весь дом перевернули, а найти не можем. Давай, просыпайся, и помогай искать.

Искорки смеха прерывают наш сладкий недолгий поцелуй, но только для того, чтобы задержаться в постели ещё на полчасика. Пусть ищут, главное, что я свою девочку уже нашёл!

Крепко держу Рину за руку, когда та боязливо семенит за мной по ступенькам вниз. Прятаться ото всех вечно — не вариант. Да и есть хочется нестерпимо. Вот только мелкую пожирает стыдливое смущение от одной лишь мысли, что о нашем времяпрепровождении могут догадаться окружающие.

— Скажи своему Горскому, что мы просто разговаривали, ладно? — на полном серьёзе причитает она.

Смотрю на её горящие глаза, спутанные волосы и такие обласканные моими поцелуями губы и стараюсь не рассмеяться.

— Не переживай. Так и скажу. Никто ничего не поймёт.

Арина лишь сильнее стискивает мою ладонь и, неуверенно кивнув, продолжает идти следом.

— Ксюха! — голос Горского оглушает, опережая Колино появление перед нами. — Ксюха! Нашлась пропажа! Отбой! Я же говорил, что девочка в надёжных руках.

Как по приказу, тут же в гостиной появляется Горская, точнее, уже месяц как Черниговская, и её мать. Глаза у обеих встревоженные, будто и правда волновались за Рину. Один только Горский спокоен, как удав, и смотрит на меня  хитрющим лисом.

— Лерой, где ты её нашёл? – суетится Ксюша, перехватывая мелкую за руку.

— Разговаривали они, неужто не видно? — бросает Коля, из последних сил сохраняя серьёзное выражение лица.

— И как? Всё выяснили? — умиляет своей наивностью Ксюша.

— Нет, — не отстаёт от неё Рина, невзначай пожимая плечиками. — Нам ещё много чего нужно обсудить.

Притягиваю Кшинскую к себе и, не в силах сдержать улыбки, целую её в затылок: моя милая, простодушная малышка. А затем перевожу взгляд к Горскому, который внезапно решил насладиться видом из окна, сотрясаясь при этом в беззвучном хохоте.

— Ладно, — немного успокоившись, поворачивается к нам Коля. — Лерой, ты, я смотрю, отоспался как следует. Наговорился вдоволь. Пора и за дело браться, если, не хочешь, конечно, в очередной раз за решёткой очутиться.

Слова Горского моментально возвращают в реальность: мне и правда некогда расслабляться. Макеев, сука, написал на меня заявление, а я так и не нашёл рычагов давления на ублюдка.

— Значит, так, молодежь! — продолжает Горский, уловив мой растерянный взгляд. — Арину отвозишь к отцу, сам со скоростью света возвращаешься: Миронов обещал быть через час.

Ладошка Рины в моей руке напрягается, пока сама она пятится назад, вжимаясь в меня спиной. Боится.

— Амиров, вы о чем там говорили, если твоя зазноба дрожит как осиновый листок при упоминании отца.

— Не отца, — подает голос Рина.

— Арин, все нормально, — шепчу ей на ухо, обхватив за плечи. — Снежана с Кириллом съехали, Кшинский дома один, да и Коля своих людей поставил на охрану. Там безопасно. Веришь?

— Как съехали? Куда?

— Да какая разница, — пожимаю плечами. — Петя вчера приезжал, такой скандал учинил, только вместо тебя мы ему флешку с твоего телефона вручили, да заключение врача о побоях.

Арина разворачивается в моих руках и смотрит удивленно.

— И он поверил? Вам? Не Снежане?

— Поверил, Рин, — целую мелкую в лоб. — Но поговорить вам не мешает. Так что, Коля, прав: домой тебе надо, а нам решить вопрос с Макеевым. Мне теперь за решетку никак нельзя.

Буквально через полчаса, водитель Горского высаживает нас у дома Кшинских. На посту вновь охрана, а на лице Пети — глубокие тени. Мне хочется верить, что на сей раз из-за переживаний за дочь, а не по поводу предстоящего развода.

Отец Рины встречает нас на парковке. Молча. Смотрит на меня с виноватым видом — значит, наконец, дошло! Глупец, чтобы понять, какую змею пригрел на груди, ему нужно было едва не лишиться дочери. Хотя кого я обвиняю… Я и сам хорош.

Обнимаю мелкую на прощание, а на ее лице от утреннего блаженства не осталось и следа. Глаза блестят, налитые слезами, губы сжаты в тонкую линию, да и подбородок подрагивает. Сразу видно: еще немного и заплачет.

— Люблю тебя, — сжимаю ее сильнее, наплевав, что рядом стоит Кшинский. — Я на связи, ладно? Звони в любое время! Вечером обязательно приеду, договорились?

Арина кивает, едва сдерживая себя в руках, чтобы не закукситься.

— Пообещай, что тебя не арестуют, — бормочет сквозь слезы, пальчиками цепляясь за белоснежную ткань футболки.

— Только, если ты обещаешь не плакать.

Рина шмыгает носом и ладошками вытирает глаза.

— Обещаю.

Постоянно оглядываясь, она идет за отцом в сторону дома, а у меня все сжимается внутри: дурное предчувствие не дает покоя.

— Итак, что нам известно? – прикрыв дверь своего кабинета, начинает Горский. Он по привычке занимает место за дубовым столом, а мы с Мироновым расходимся по разным углам: Гена что-то продолжает искать в сети, а я изучаю то, что тот  уже успел найти.

— Валер, ты никогда не замечал, что Кирилл внешне  похож на Макеева? — не отрываясь от планшета, интересуется Миронов далеко не из праздного любопытства. Уверен, этот старый жук уже сумел разузнать что-то интересное.

— Замечал, Ген. Даже думал, что Кир может быть его сыном, но по возрасту не  сходится.

— Верно, — кивает Миронов.— Потому что Кирилл Серебров ему не сын, а племянник.

— Макеев — единственный ребенок, — бросаю недоверчиво.

— Последние двадцать лет, так оно и есть, Лер, — кивает Гена. — Брат Макеева Егор погиб, так и не подержав своего сына на руках. Да и вообще в семье Макеевых он был изгоем: отцу неродной, нелюбимый, плюс ко всему свободный художник, не брезгующий алкоголем и веселыми вечеринками, едва окончивший десять классов... Список можно продолжать бесконечно. Егор был позорным клеймом в идеальной династии Макеевых. Своим вызывающим поведением он добился того, что однажды отец попросту выгнал его из дома, вычеркнул из своей семьи.

— И как обо всем этом узнал ты?

— Не перебивай! — осекает Гена и продолжает: — От Егора тогда отвернулись все, пожалуй, кроме младшего брата. Оставшийся без денег, крыши над головой и поддержки отца, Егор переехал в полуразрушенный деревянный дом, который ему подогнал кто-то из знакомых. Лерой, а сейчас угадай, где находился  этот дом?

— В Журавлином?

— Верно! Именно там, целыми днями рисуя свои пейзажи и бухая по вечерам, Егор и познакомился со Снежаной, по глупости или неопытности в скором времени забеременевшей от него. И все бы ничего, но участок, на котором располагался поселок, у администрации выкупил Кшинский. Да-да, не смотри на меня так, Валера. Соболев получил доступ к этой земле позже, когда на ней уже не оставалось ни одного жилого дома. Кшинский сам за бесценок отдал ему землю, где во время сноса старых построек случайно погиб молодой парнишка, в стельку пьяный, забывший вовремя покинуть помещение. Именно Соболев мне все это рассказал. Удивительно, как близко были ответы, но как долго мы их искали. Впрочем, Кшинский о трагедии тоже знает, вот только ему не хватило ума понять, что погибший парень был родственником Макеева: Егора носил фамилию матери.