Лерой. Обещаю забыть (СИ) - Гордеева Алиса

— Не-а, — склонив голову набок, безжалостно смущает своим медовым взглядом.

— Да будь ты хоть трижды голый, мне всё равно! — шиплю в ответ, опасливо отступая.

— Проверим? — вкрадчиво спрашивает Амиров, ладонями касаясь пресловутой пуговицы, и продолжает наступать.

— Валера, открой дверь и дай мне уйти! — голос дрожит, а взгляд невольно начинает соскальзывать с довольного выражения лица придурка всё ниже и ниже, едва касаясь его мощных ладоней.

Лерой неспешно мотает головой и подобно хищнику плавно, бесшумно подкрадывается ближе. Ловлю себя на мысли, что забываю выдыхать, и продолжаю пятиться назад, пока не упираюсь в дверцу встроенного шкафа-купе.

— Станция «Конечная», — замечает Амиров, лишая меня шансов на побег.

Лерой стоит слишком близко, и хотя совершенно не касается меня, я ощущаю дикий жар, исходящий от его тела. Он пугает и одновременно нестерпимо манит, обжигает оголённые нервы и заставляет сердце в груди полыхать с адской силой.

— Зачем ты убежала? — хрипло шепчет Амиров, не выпуская из своего плена, но и не подходя ближе. Он больше не смеётся. Совсем. Его былой лёгкий настрой бесследно исчезает. Чувствую: мы оба накалены до предела.

— Почему ты молчал? — спешу задать встречный вопрос, вдыхая такой знакомый аромат кедра и лайма.

— Боялся опять сказать что-то не то.

Лаская слух, голос Лероя растворяется в тишине, а я благодарю шкаф за спиной, что помогает держать равновесие…

— Ты дал мне уйти, — борюсь с диким желанием притронуться к обнажённой коже. Моя больная зависимость сейчас слишком близко и это сводит с ума.

— Это не мой дом, — ощущаю на макушке горячее дыхание и непроизвольно тянусь навстречу. — Сверкать голым задом в гостях некультурно, мелкая! Ты не знала?

— А передо мной, значит, можно? — его «мелкая» бесит и немного отрезвляет.

— Ты сама пришла в мою комнату, не забыла? — мартовским котом мурлычет на ухо Лерой, посылая по телу миллиард непослушных мурашек.

— Ненавижу тебя, Амиров! — бросаю отчаянно в свою защиту, задыхаясь от его невыносимой близости.

— Врёшь! — уверенно заявляет он, ладонями обхватив моё лицо. Нежно и трепетно. И я вновь пропадаю. Затуманенный взгляд наталкивается на его, вкрадчивый и внимательный. Лерой ищет в моих глазах отголоски обещанной ненависти, но не находит.

— Ты меня любишь, — улыбаясь, бормочет он.  —  С тех самых пор, как краснела на заднем сидении моего автомобиля, будучи пятнадцатилетней девчонкой. Думаешь, я не видел! Маленькая моя. Глупая. Любимая!

— Ненавижу! — повторяю вновь, вспоминая, как все эти годы безнадёжно мечтала о нём, а он любил другую. Если бы я только знала, сколько боли приволочёт за собой глупая детская влюблённость.

— Любишь, — бормочет Амиров, кончиком носа касаясь моего. — Всегда любила. И я тебя люблю, мелкая. Только тебя.

Хочу возразить, сказать, что не верю ни одному слову, но не успеваю, ощущая мимолётное касание его губ

— Тс-с, помолчи, — останавливает меня дорожкой из лёгких поцелуев от одного уголка губ к другому. — Так у нас гораздо больше шансов стать счастливыми.

И я покорно молчу, отдаваясь глупому желанию ощутить себя счастливой хотя бы на миг. Не думаю, что потом. Не позволяю тяжёлым мыслям, вновь исковеркать момент. Я, как и Лерой, хочу жить здесь и сейчас; жажду, чтобы своей нежностью он стёр из памяти то, о чём больше никогда не стоит вспоминать. А потому своими ладонями накрываю его и тихо шепчу:

— Люблю…

Губы Амирова моментально из чутких и трепетных становятся порочно-жадными и бесстыдными. Они тут же находят мои и алчно начинают углублять поцелуй. Мы как дорвавшиеся до свободы преступники, пытаемся надышаться друг другом, но нам всё мало. Лерой перехватывает мои ладони и задирает их вверх, прижимая одной рукой к шкафу. Другой он страстно скользит по  чувствительной коже, не оставляя ни одного её миллиметра без внимания. Гладит, сжимает, накрывает горячими губами и так по кругу. Чувство реальности исчезает. Внутри всё дрожит от нестерпимого желания быть ещё ближе. Из груди вырывается непроизвольный стон: так хорошо мне только в руках Лероя.

Но внезапно Амиров замирает и отстраняется. Отступает на полшага назад, освобождая моё тело из желанного плена, а мне хочется выть в голос от холода и пустоты, что вновь становятся моими спутниками. Не веря, смотрю на него, едва удерживая себя в вертикальном положении. Амиров же уставился в одну точку и яростно сжимает кулаки.

— Я убью его, — сдавленно рычит он, пока я непонимающе мотаю головой. — Прости, я должен был сдержаться, просто рядом с тобой забываю обо всём.

— Что на этот раз, Амиров? — слёзы обжигают кожу, в ушах — громовые раскаты. Моё счастье вновь оказалось слишком скоротечным.

Лерой продолжает мысленно воевать сам с собой, пожирая меня глазами, но больше не касаясь.

Шагаю навстречу. Ноги ватные — не слушаются. Мне больно. Я бессильна бороться с монстрами в его голове, точнее, всего лишь с одним.

— Всё дело в Горской, да? — заглядываю в его глаза, умоляя быть честным хотя бы сейчас. — Скажи, я пойму. Наверно.

— Господи, Рина, — Лерой резко притягивает меня к себе, мощными руками закрывая от всего мира. — Нет никакой Горской. Есть только ты. Запомни это! И больше никогда не забивай свою голову никчёмными переживаниями.

— Тогда что, Лерой? – немного успокаиваюсь, упираясь мокрым от слёз носом в его плечо.

— Твои синяки, мелкая, — тяжело вздыхает он. — Я не чудовище, Рина. Не хочу сделать ещё больнее…

— Ты дурак, Амиров! — прерываю его стариковское ворчание, а затем сама начинаю касаться тёплой кожи губами. — И, поверь, если ещё раз остановишься, пожалеешь!

Глава 29. Ответы

Лерой.

Робкий лучик игриво путается в её волосах, иногда пробегая по тонким чертам лица. Рина забавно морщит носик, когда тот своим сиянием вынуждает её прикрывать глаза. Пусть на долю секунды, пусть всего лишь от света, но сейчас даже эта разлука видится нам слишком долгой и несправедливой.

Вплетаю пальцы в её шелковистые волосы и всё ближе прижимаю мелкую к сердцу. Моя девочка, такая податливая, такая трепетная, скользит щекой по моей груди, пока я жадно вдыхаю присущий только Рине нежный цветочный аромат. Как обезьянка, она крепко обнимает руками и обхватывает ногами моё тело, сливаясь с ним полностью. Невесомая, нежная, желанная.

Рина что-то шепчет: тихо, ласково, убаюкивающе. У нас обоих на большее уже попросту нет сил. Мартовским котом урчу от удовольствия, никак не решаясь поверить, что можно быть настолько счастливым. А потом засыпаю. Первым. Бессонные ночи минувших дней и слишком бурное на эмоции утро побеждают неуёмное желание безотрывно смотреть на Рину. Теперь только мою...

Мне снится она ‐ маленькая, трогательная, упёртая девочка, научившая меня снова любить, подарившая мне своё огромное сердце и бесцеремонно забравшая моё.  Быть любимым ею — настоящее чудо, а любить её – непередаваемое счастье.

Отрывками сновидений проносятся воспоминания последних часов: её ненасытный взгляд , полный любви и желания, её гибкое тело, словно созданное исключительно для меня, её сладкие стоны, безудержно ласкающие мой слух. Разве мог я когда-нибудь представить, что можно вот так, без остатка, раствориться в другом человеке?

Сквозь пелену сна ощущаю, как Рина выводит на моей груди узоры, и молю Всевышнего, чтобы «мы» никогда не кончались.

 Просыпаюсь от резкого стука в дверь и обеспокоенного голоса Горского следом.

— Валера, подъём! – горланит Коля похлеще пионерской зорьки.

— Тише, маленькая, — шепчу, ощущая, как сжалось в испуге хрупкое тело Рины. — Дверь закрыта — покричит и уйдёт.

Мелкая смотрит на меня широко распахнутыми от испуга бездонными глазищами сказочного изумрудного цвета, а затем на ощупь находит скомканное за ненадобностью одеяло и натягивает его до самого подбородка. Смеюсь, как дурак, от нелепости происходящего и ещё больше оттого, как Арина суетливо начинает ладошкой закрывать мой рот в надежде утихомирить.