Беспринципная (СИ) - Резник Юлия
— Арман Вахтангович вызвал меня сегодня к себе и предложил…
— Повышение?!
— Целевой контракт. На ферму требуются ветеринары, вот он и подумал, что тем самым мы выручим друг друга.
На секунду в кухне повисает потрясенная тишина. Потом тетя Ануш подскакивает, хлопая в ладоши, а Седка с визгом бросается мне на шею. И начинается форменная вакханалия. Хохот, счастливые визги…
— Да ты что?! Серьёзно?! Зоя! Это же… Это шикарно! Ума не приложу, почему мне самой не пришла такая мысль в голову! — сокрушается тетя Ануш.
— Мам, ты болела, — напоминает Седа, на секунду взгрустнув. — А вот я даже и не подумала, что так можно.
— Надо же, какой, а! — перебивает дочь тетя Ануш. — А мне, главное, ни полслова!
— Наверное, Арман Вахтангович не хотел портить сюрприз. Знал, что вы обрадуетесь.
Мы обнимаемся все втроем и, хохоча, пускаемся в хоровод… Так нас и застает зашедший в кухню хозяин дома. На секунду его глаза теплеют. Он всегда так смотрит на Седку, на тетю Ануш… Но потом он замечает меня, и все меняется. Кажется, что даже температура в комнате падает на несколько градусов.
— По какому поводу веселье? — криво улыбается он, подходя к мойке, чтобы вымыть руки.
— А то ты не знаешь, пап! — капризно топает ногой Седка и подлетает к отцу, чтобы подать ему чистое полотенце. — Какое хорошее предложение ты сделал!
— Какое предложение? — едва заметно напрягается Арман Вахтангович.
— Ну, с этим контрактом! Зоя тебя не подведет. Я буду лечить всех вас, а Зойка — наших хвостатых, круто же!
— Круто-круто, — соглашается тетя Ануш, — Арман, будешь ужинать?
— Да. Давай, — соглашается Арман Вахтангович, и голос у него нейтральный, как у диктора в прогнозе погоды. Видно, что он старательно контролирует каждое слово. А что я, собственно, такого сделала? Они бы все равно узнали о моем поступлении. И как бы я тогда объясняла Седке, почему о нем умолчала? Вот уж что действительно могло запросто вызвать какие-то ненужные подозрения. Этим же разговором я не только объяснила Седке и тете Ануш логику нашей договоренности с Арманом Вахтанговичем, но еще и выставила его настоящим героем. Чем плохо?
Тетя Ануш хлопочет с чашками. Я вжимаюсь в спинку стула, стараясь смотреть куда угодно, но не на Гаспаряна, потому что как только смотрю — кровь к лицу приливает волнами, и вспоминается все, что было. От этих приливов под ребрами делается щекотно. И не поймешь, то ли от стыда, то ли от желания повторить… То ли по какой-то совершенно другой причине.
— Доела? — спрашивает Седа, — тогда пойдем на качели.
Мы выходим во двор. Небо уже почти черное. Отмечаю, что не ошиблась — трава действительно скошена. Значит, Арман Вахтангович заходил в лодочный сарай. И не раз. Сначала, чтобы достать газонокосилку, затем, чтобы вернуть её на место. Вспоминал ли он о том, что мы сделали? Думаю, да… Вопрос в другом — решится ли он это повторить?
Думая о своем, вполуха слушаю Седину болтовню. Минут через сорок ей на телефон приходит сообщение о том, что машинка достирала. Мы вытаскиваем постиранное белье в таз, загружаем цветное и плетемся ко мне, чтобы развесить белое на натянутых между древними и давно не плодоносящими деревьями веревках. Ночи теплые — к утру одежда будет сухой как порох.
Развешиваю простыню, пододеяльник, Седа помогает с Алискиными вещичками и что-то мне рассказывает. Рот у нее не закрывается никогда. Я только успеваю вставлять какие-то фразы. И тут слышу — в доме поднимается странный шум. Я напрягаюсь мгновенно, потому что зачастую пьянки матери плохо заканчиваются. Что случилось на этот раз?!
— Лёнька, сюда ее тащи… А ты что стоишь?! Звони в скорую!
Срываюсь с места, спотыкаюсь о таз и несусь что есть мочи к валяющейся на земле матери.
— Что такое?
— Да видать палью траванулась… Дядь Арман, у вас нормальная водка есть? — кричит Генка куда-то мне за спину. Я резко оборачиваюсь. А этот как здесь оказался?!
— Да, а…
— Несите! Скорее…
— Думаешь, ей мало? — тупит Гаспарян.
— Если там метанол, этиловый спирт замедлит его превращение в яд! — тараторю я, первой устремляясь к Седкиному дому. Не знаю, бежит ли Арман Вахтангович за мной, мне вообще все равно! Я об одно молюсь — лишь бы мать не двинула кони. Потому что иначе меня и целевой контракт не спасет!
Глава 5
Арман
Я стою у калитки, растерянный, как первоклашка, не выполнивший домашнее задание. Одной рукой прижимаю к груди рыдающую дочь, в другой сжимаю бутылку водки — той самой, что принес по просьбе Генки. Стоит нам появиться, как он выхватывает пузырь из моих рук, скручивает крышку (а я не догадался!) и заливает прямо в рот этой су… в смысле, своей матери.
Парень действует на автомате. И нет в нем ни сомнений, ни страха, ни лишней, никому не нужной сейчас суеты. Его движения выверены и отработаны, равно как и действия Зойки, которая приходит на помощь брату и довольно ловко размыкает судорожно сжатые челюсти матери. Ребята движутся слаженно, явно на опыте. Пожалуй, это и пугает меня больше всего — осознание, что эти несчастные дети не в первый раз оказываются в подобной ситуации.
Перевожу взгляд на виновницу случившегося кипиша. Сейчас ее немного трясёт. Кожа под ногтями становится неестественно белой. Я обращаю внимание на это, потому что и руки ее странно скрючены. Лицо же у Лариски до того серое, что нет никаких сомнений, что она уже одной ногой в могиле. А если что ее и держит на этом свете, то лишь согласованные действия детей, которые, не в пример мне, взрослому дядьке, знают, что в такой ситуации надо делать.
Даже скорую они вызывают сами. Дело это поручают среднему брату, который отлично справляется с возложенной на него задачей. Говорит все как есть, четко и по существу. Без запинки называет адрес и перечисляет симптомы. Рассказывает, что они уже сделали в плане оказания первой медицинской помощи, и вежливо просит поторопиться.
А я… взрослый мужик, у которого в подчинении под тысячу работников и немаленький бизнес, просто стою и смотрю. И это какой-то совершенно новый, вызывающий страшный дискомфорт опыт. Я-то привык все-все контролировать… М-да.
К счастью, скорая приезжает быстро. Сирена не воет, только поблескивают маячки, отражаясь в темнеющих окнах дома. Врачи выскакивают, гремят каталкой, хлопают дверцами, достают сумки, кислородные баллоны, ставят какие-то уколы и подсоединяют капельницу… Меня вежливо, но настойчиво оттесняют. Я не сопротивляюсь. Они-то точно знают, что делать. Здесь моя помощь уже не нужна. Но вот дети…
Оглядываюсь и натыкаюсь на обеспокоенный взгляд жены, думающей наверняка о том же.
— До возвращения Ларисы дети поживут у нас, — сообщает Ануш.
— Да, пап, иначе ребят заберет опека! — вторит ей Седа, шмыгая носом и снова бросаясь в мои объятья.
У меня на этот счет большие сомнения. В конце концов, Зоя уже год как совершеннолетняя и может претендовать на…
— Пап! — снова всхлипывает Седка, встряхивая меня за рубашку, явно разочаровавшись, что я так туго соображаю.
Кошусь на Зою. У той в глазах никакой паники, никакого страха. Лишь жёсткость и ледяная решимость. А ей всего девятнадцать! Она всего на год старше Седы, но ее глаза сейчас — глаза столетней старухи, прошедшей через войну и голод. Контраст между моей дочерью и ее непутевой подружкой бьёт по мозгам, оставляя после себя иррациональное чувство вины.
— Конечно, — киваю я, сглатывая тугой комок, подкативший к горлу.
— Спасибо, — шепчет в ответ Зоя. — Я тогда поеду с матерью. Вдруг что…
Все случается так быстро, что я не успеваю ответить. С сомнением кошусь в сторону поднявшей дорожную пыль неотложки. Перевожу взгляд на притихших детей, над которыми Ануш взяла шефство. Что-то там говорит им, зазывает, обещает, что все непременно наладится. Смотрю на нее и не перестаю восхищаться тем, какая женщина мне досталась. Заботливая, радушная, добрая… Мне с ней действительно повезло.
