Беспринципная (СИ) - Резник Юлия
— Это исключено, — оскаливается Гаспарян. — Давай что-то более реалистичное. Я… наверное, отчасти все-таки виноват… Ты, кажется, мечтала об универе?
Я сглатываю и, контролируя, наверное, каждую мышцу в теле, киваю. Киваю так медленно, чтобы он никогда не узнал, не прочел по моему лицу, как же это для меня важно. Чтобы не высмеял…
— Да. Как раз начинается вступительная кампания.
— Твоих баллов хотя бы на платный хватит?
Вот мудак! Седка наверняка все уши прожужжала родителям о моих успехах. То, что ее отцу оказалось настолько на них плевать, неожиданно больно ранит. На боль я всегда реагирую вспышкой злости. Так происходит и в этот раз. С большим трудом себя обуздываю, чтобы не наделать глупостей.
— Седе хватит?
— При чем здесь моя дочь?
— У меня всего на два балла меньше. Задания по русскому в этом году легче.
— Ты что, собралась в медицинский? — опешив, интересуется Гаспарян и тут же заходится смехом.
Вообще-то мне такое и в голову не приходило. В медицинском безумный конкурс, я не настолько амбициозна… Но тут дело принципа уже, если честно!
— А что не так? Будем с Седой соседками по квартире. — Закусываю вожжи.
— Только через мой труп моя дочь будет жить с такой… — и опять осекается, надо же. От скольких нелестных эпитетов, оказывается, избавляет отданная мужику невинность. — Седа будет ездить домой.
— Каждый день?! Да на дорогу ей придется тратить не меньше двух часов! — от изумления из меня прет простодушная импровизация. Благо я вовремя себя на этом ловлю и замолкаю. Теперь уже он смотрит на меня как на полную дуру. Ну, ладно. Согласна. Когда у тебя своя машина под боком, это действительно не проблема.
— Это тебя не должно заботить. И, кстати, ты в курсе, сколько стоит год обучения в медицинском?
— Сколько? — вздергиваю я подбородок.
— Столько, сколько ты не стоишь.
Слова хлещут, как шнур от кипятильника по голой заднице. Боль примерно сопоставимая… Уж в этом я спец.
— Ну вот, не прошло и пяти минут, а ты мне уже и ценник присобачил, надо же, — каркаю, на остатках мощностей поддерживая внутри себя нужный уровень злости. И не дышу буквально, не позволяю себе дрогнуть. Потому что если в моем основании добавится хоть одна трещина — все к чертям посыплется.
— Найди что-то подешевле. — Поджимает губы и, демонстративно отвернувшись, отходит к окну, дергает на себя створку, бубня под нос. — Людей она, блядь, собралась лечить…
Арман Вахтангович говорит очень тихо. Очень. Но у меня с детства натренированный слух — такие себе издержки выживания в экстремальных условиях.
— Людей лечить я, по-твоему, недостойна? А что скажешь насчет коров? Вот… — подхватываю бумажку, лежащую на столе у Гаспаряна — объявление об освободившейся вакансии ветеринара. — Смотрю, востребованная профессия. Можем даже заключить целевой контракт. Ну, чтобы по-честному, — продолжаю я издеваться. — Ты мне оплатишь учебу, я тебе целку взамен и гарантию отработать пять лет. Кажется, столько обычно прописывают в таких документах?!
Я почти ору, все сильнее распаляясь. И плевать мне с высокой колокольни, что Армана Вахтанговича тоже, на хрен, срывает. Он подлетает ко мне с такой скоростью, что воздух вокруг него взвивается. В его движении что-то от волка, учуявшего запах крови. Не сомневаюсь: если бы не здравый смысл и остатки самообладания — он уже схватил бы меня за шкирку и вытряс бы из меня душу. Гаспарян даже руку заносит, я напрягаюсь, но он всего лишь немного потерянно проводит по густым волосам пятерней. А уж после этой короткой паузы срывающимся голосом замечает:
— Послушай, девочка… Я не знаю, что с тобой делали, что ты стала такой… Это неправильно. Дети не должны расти в такой обстановке. Твоей вины в этом нет абсолютно. Но ты усвой, да? Что так нельзя… С взрослыми мужиками так нельзя. Ну, ладно я, да? Но на другого ведь ты нарвешься… И получишь за свой длинный язык так, что мама не горюй.
Хочется закричать: «Засунь свою жалость в жопу! Мне она не нужна. Мне нужен ты, чувство защищенности и плеча, а если нет, так и черт с тобой! Просто катись на хрен со своими нравоучениями. Седку жизни учи. Дочку свою, а не бабу которую еще вчера с таким удовольствием трахал…».
Меня немного начинает потряхивать. Очень некстати. Очень…
— По универу че? — вздергиваю подбородок. Арман Вахтангович растерянно моргает, будто не может вот так просто переключиться с одной темы на другую.
— Ну ты же несерьезно это… Про ветеринара.
— Очень даже. Отличная специальность, я считаю. Вы правы, людей я лечить не хочу. В животных благодарности больше.
Что удивительно — я не вру. В коровнике — благодать. Когда ты из многодетной семьи, уединение и тишина — просто недостижимая роскошь. Чем дольше я об этом думаю, тем больше мне нравится эта идея. Надо, конечно, погуглить, но кажется, что без работы ветеринар не останется, даже если Гаспарян пошлет меня лесом.
— Хорошо. Узнавай что да как… Я напрягу отдел кадров, они все подготовят. Целевой — так целевой.
— Мне еще общага нужна. На автобусе я не наезжусь.
— Разберемся.
Арман Вахтангович обходит стол и тяжело оседает в кресло, будто нарочно устанавливая между нами препятствие.
— Все? — переминаюсь с ноги на ногу я.
— Да. Можешь идти.
Я киваю. Потому что… Черт, это реально классно! Даже если мне дадут комнату без ремонта, это будет моя, мать его, комната! Фиг с ним, что я буду делить ее с незнакомой девочкой. Главное, там будет и кухня, и прачечная, и горячий душ… А там, может, я получше найду какой вариант.
«Мамочки, а как же Алиска без меня?!» — дергает изнутри.
Вот так шла-шла к своей цели, считай, ее добилась, а теперь не знаю, как быть. Как во сне поворачиваюсь к двери, делаю шаг, и тут он опять меня окликает.
— Постой, Зоя…
— Да?
— Не могу так! Не по-человечески это. Я неправильно с тобой поступил. Так нельзя. Ты вроде взрослая по документам, ну и сама за мной бегала, не я же тебя соблазнял! Но… Кажется, ты еще не вполне понимаешь, что делаешь… В общем, я с себя вины не снимаю. Что бы ни говорил на эмоциях. Извини, что так вышло. Это неправильно. Так не должно быть между мужчиной и женщиной. Тем более в первый раз.
Я знаю, как нелегко ему дается эта проникновенная речь. Он хороший во всех отношениях мужик, и тем, что наш разговор заканчивается на такой ноте, только лишний раз это доказывает. На его фоне чувствую себя еще более грязной. Куда это годится? Так дело не пойдет. Заталкиваю поглубже в глотку всхлип и с широкой улыбочкой заявляю:
— Ты ошибся. Я вполне отдаю отчет своим действиям. Я хочу тебя. Давно. И пусть так, но я тебя получила. Не хотел бы — так не залез бы на меня без презерватива…
— Я успел, — цедит не то чтобы, сука, уверенно. Я закатываюсь в ответ:
— Да разве же в этом дело, Арман Вахтангович? Мы в двадцать первом веке живем. Мне ЗППП, знаете ли, не нужны. А вы… С этой теткой потасканной… хм… Может, она не только вас обслуживает, откуда мне знать?
— Все, иди. Хватит. Чистый я… — он реально выглядит так, будто вот-вот инфаркт схлопочет. Надо, и правда, сваливать, вон как его проняло! И все же не могу не спросить напоследок:
— Что вы в ней только нашли? Она же старуха… Со мной тебе лучше будет… Я и моложе. И там…
— Выйди, мать твою!
Глава 4
Зоя
Ну и чего взбеленился, спрашивается? Как будто я неправду сказала! А то я не знаю, к кому он захаживает, ага… Мы с Седкой давно все выяснили! И если честно, меня даже разочаровал его выбор. Арман Вахтангович мог себе и получше даму сердца найти. Для этой же Марины он точно такой же шанс, как и для меня. Поди, несладко ей растить нагулянную еще в школе дочку!
Впрочем, сочувствия к ней у меня нет. Тут каждый сам за себя. И объективно у меня на руках все козыри — девственность, молодость, красивое тело. А Марина выглядит ровно так, как и положено выглядеть женщине ее возраста, у которой отродясь не водилось денег на салонный уход — плохо прокрашенные корни, легкая паутинка морщинок, чересчур яркий макияж и лишний вес, осевший преимущественно в верхней части тела.
