Сладкая месть под Рождество - Элизабет Морган
– Я знаю пару телочек в Ист-Виллидж[3]. Я мог бы позвонить им и устроить нам приватную сессию.
Я несколько раз моргаю, пытаясь понять, всерьез ли он.
Он продолжает смотреть на меня, и я понимаю, что он на сто процентов серьезен.
– Дик[4], ты же в курсе, что проституция незаконна, разве нет? – говорю я, и его просиявшее лицо краснеет.
Боже, я и правда получаю извращенное удовольствие, когда смотрю, как этот урод смущается.
– Не, не проститутки, боже, нет. Я не плачу за секс, честное слово. – Он поднимает руки, как будто боится, что я его арестую. Хотя он так быстро и отчаянно стал отнекиваться, что я засомневался в его словах. – Просто знакомые телочки. Они легкие на подъем.
Я не отвожу от него взгляд, который, уверен, он понял как «ага, точно», потому что Ричард не может заткнуться и перестать оправдываться.
– Клянусь, дружище. Они нормальные. Просто… если ты хочешь повеселиться.
Конечно, мне ведь так хочется повеселиться с внуком моего партнера по бизнесу и какой-то женщиной, которую он уже трахал. Звучит круто.
– У тебя разве нет девушки? – спрашиваю я, припоминая, что Саймон говорил мне о какой-то милой молоденькой девушке своего внука, хотя он никогда не приводил ее на корпоративные мероприятия, поэтому я вполне допускаю, что ее выдумали, чтобы Ричард выглядел лучше.
– Не-а, это в прошлом. Она была давалкой.
– Давалкой? – переспрашиваю я, поднимая брови.
– Да, знаешь… Телка в загашнике, которая всегда под рукой, когда понадобится.
Боже, да он и впрямь кусок дерьма.
Партнером в этой фирме, которая носит мое имя, он станет только через мой гребаный труп.
– Понятно, – говорю я с натянутой улыбкой и опять поднимаю телефон.
Краем глаза я вижу, как он открывает рот, чтобы опять заговорить.
Еще одна причина, по которой он дерьмовый адвокат: он не знает, когда нужно остановиться, и ни хрена не умеет считывать язык тела.
К счастью, в этот момент подходит Мисти, блондинка, помощница юриста, и закидывает руку на Ричарда. Она явно знает, зачем пришла сюда.
Могу предположить, что его девушка, или бывшая девушка, если на то пошло, понятия не имеет о приставучей помощнице, которая задерживается на работе вместе с Ричардом. Иногда так поздно, что в офисе, кроме них, никого не остается.
Очередная причина моей неприязни к этому человеку – он тупой, тупее некуда. В офисе есть гребаные камеры, а значит, любой, у кого есть доступ к видеонаблюдению, видит, чем они занимаются.
А я совсем не хотел узнать то, что увидел две недели назад. От одного лишь воспоминания тошнота подкатывает к горлу.
– Привет, малыш, я так рада, что ты приехал, – мурлыкает она, и Ричард улыбается ей так, что лучше бы я этого не видел. Как будто он готов вылизать ее всю, а потом хвастаться этим на каждом углу.
Я начинаю давиться при виде этого.
Ричард поворачивается лицом ко мне, намереваясь послать меня, как он бы поступил с любым другим, я уверен. Но вдруг вспоминает, кто я такой и что от меня зависит его будущее.
Я приподнимаю бровь, принимая вызов, но, к сожалению, он сдается и, натянуто улыбаясь, машет мне, прежде чем уйти.
Он оставляет меня, и я спокойно и бездумно смотрю в приложение дальше.
3
31 октября
Эбби
Говорят, хороших друзей сложно найти, но мне удалось встретить этих двоих в колледже, когда мы пытались присоединиться к сестринскому сообществу, но не прошли дальше первого этапа отбора.
И я не просто так говорю, что они хорошие. Подруги приехали с вином, текилой, едой навынос из «Файв гайз»[5] и огромной коробкой с десертами из потрясающей круглосуточной кондитерской в Сохо, которую я обожаю. И вот мы сидим в моей крошечной квартирке в окружении тонны деталей для хэллоуинского костюма и использованных салфеток.
– Завтра первым же делом перекрашусь обратно в блондинку, – говорю я, беру целую горсть картошки фри, макаю ее в кетчуп и заталкиваю себе в рот. – Я уже написала Джули, и у нее завтра свободное место в 11 часов. – Я вздыхаю и делаю глоток маргариты, которую для меня приготовила Кэт. – Хорошо, что я взяла отгул на завтра, потому что думала, что все еще буду в городе утром.
Мой подбородок подрагивает, но я пытаюсь удержаться от семнадцатого раунда рыданий.
Мне это удается с трудом.
– До сих пор не могу поверить, что ты стала брюнеткой из-за мужика по имени Дик, – говорит Кэми, разворачивая шоколадный капкейк, и проводит пальцем по шапочке крема. – Ты вообще не брюнетка.
В прошлом году, прямо перед рождественской вечеринкой, на которую я думала, что буду приглашена, я покрасила свои светлые локоны, ставшие моей визитной карточкой, в светло-русый цвет.
Все бывшие Ричарда были брюнетками.
Все подружки, невесты и жены его друзей – брюнетки.
Так что и я стала брюнеткой. Подумала, что благодаря этому цвету волос он поймет: я – то что надо.
Боже, почему я была такой гребаной идиоткой?
– Она много тупого дерьма делала ради мужика по имени Дик, – говорит Кэт, чем несколько удивляет меня.
От Кэми я ожидаю, что она порвет на кусочки любого парня, который обидит ее подруг. Это, в общем-то, ее фирменный стиль – мужененавистничество. Но Кэт? Вся такая солнечная и в бабочках, милая аж зубы сводита?
Неожиданно.
– Помнишь, как она перестала есть все молочное, потому что он сказал, что она от него выглядит опухшей?
Я продержалась шесть несчастных месяцев, а потом опять стала есть, но украдкой, когда его не было рядом.
– Или как она накупила кучу скучной одежды, чтобы выглядеть как те злые стервы в гольф-клубе? – говорит Кэми, кивая Кэт.
Я начинаю думать, не обсуждали ли они все это у меня за спиной.
Возможно.
Вообще-то, они точно так делали. Кэт, как обычно, озабоченно кивала, а Кэми в ожидании этого дня готовилась собрать меня по кусочкам и помочь жить дальше.
– Или как однажды мы пришли к ней, а она слушала один из мужских подкастов, потому что он сказал ей, что так она сможет лучше понять его?
Кэт издает такой звук, будто ее тошнит, и, если честно, мне хочется сделать так же при воспоминании об этом.