Даже если ты уйдешь (СИ) - Лия Султан
— Я обязательно заберу их потом. У вас всё будет, мои родные. Всё и даже больше. Я всё для вас сделаю, — пообещала она не только детям, но и самой себе, понимая, что теперь надо рассчитывать только на себя.
— А дадака (папочка), бувака (дедуля), момака (бабуля)? Они остались дома? — продолжала задавать вопросы Ситора.
— Да. Просто мы теперь будем жить отдельно от них. Но вы сможете ездить туда в гости, встречаться с папой и со всеми остальными.
— И у нас не будет нашей комнаты? — удивился Руфат.
“Когда-нибудь у каждого из вас будет своя комната. Это я тоже обещаю”, - подумала Эсми, а вслух сказала:
— Главное, что мы вместе, правда?
— Да! — хором прокричали дети.
— Ну вот и отлично. Нас ждет еще много приключений, а сейчас надо спать.
— Мам, — снова протянула дочка. — А папа опять на работе?
— Да, малыш, — вздохнула Эсми. — Именно там.
— Он обещал сводить нас в парк и опять забыл, — грустно заметил сын.
Опять забыл. Как это было в духе Имрана: пообещать и забыть, или сказать: “Ты такого не говорила. Не выдумывай”.
“Все-таки надо было уйти еще раньше”, - подумала Эсми. — “Теперь детям тяжелее все это объяснять”.
Она пела колыбельную за колыбельной, гладила мягкие волосы детей и сдерживала слезы. Поняв, что оба заснули, вздохнула с облегчением, а потом еще несколько минут лежала, вспоминая день, когда они родились. Шла 35 неделя. Вечером Имран позвонил и сказал, что с пацанами встречается. Эсми ничего на это не сказала, но вся извелась — ладно бы раз в неделю ходил, но встречи с холостым друзьями стали слишком частыми. И тут отошли воды. Она очень испугалась и позвонила маме, которая велела вызывать скорую. Эсми собралась, достала из шкафа сумку в роддом, встретила медиков и поехала с ними в больницу. До Имрана ни она, ни ее родители в тот вечер так и не дозвонились, а потом он оправдывался, что поставил телефон на беззвучный режим и не услышал.
Руфат родился первым, через десять минут на свет появилась Ситора. Каждый весил по два килограмма, а Эсми даже похвалили врачи за то, что не порвалась и все сделала правильно. Однако всё веселье началось, когда родители по традиции забрали ее на сорок дней к себе. Когда пришло время ставить имена, свекровь надулась из-за того, что Эсмигюль не согласилась на имя Гулистан для девочки, которое выбрала Юлтуз. По традиции имена детям дают бабушка и дедушка со стороны папы. Эсми еще до рождения детей сказала мужу, что хочет назвать дочь Ситорой, потому что ей всегда нравилось это имя — так звали ее одноклассницу-таджичку. Свекрови это имя категорически не нравилось, она встала в позу и заявила, что не придет, так как невестка не уважает ее мнение.
Имран и Эсмигюль тогда сильно поссорились по телефону, потому что он настаивал, чтобы жена уступила матери. А Эсми не собиралась. И Юлтуз за все сорок дней пришла только один раз, в самом конце, чтобы обсудить со сватьей “праздник колыбели”. К манежу, где лежали внуки подошла, улыбнулась, но детей на руки не взяла, сославшись на то, что уже и забыла, каково это держать таких маленьких. Насиба — мать Эсмигюль, конечно, была возмущена таким отношением, но ради дочери и внуков, постаралась сохранить худой мир. Потому что так принято.
Оказавшись дома, Эсми стало сложнее. Не было привычной помощи и поддержки. К родителям она ездила на выходные и только там могла выдохнуть. Дети подрастали, режимы не совпадали, но она вертелась, как белка в колесе. Жутко хотелось спать, а сон теперь стал роскошью. А что же Имран? Он всегда был где-то с краю, уходил рано, приходил поздно, потому что ему было тяжело слышать, как ревут дети, перекрикивая друг друга. Да и спать уходил в зал, потому что надо ему надо было высыпаться.
Однажды Эсми попросила его посидеть с детьми, пока она сходит в душ. Через пять минут Имран начал стучать в дверь и требовать, чтобы жена вышла.
— Они плачут! Ты не слышишь, нет? — прокричал он из коридора.
— Если они плачут, включи им мультик, — спокойно сказала она.
— Они блядь все равно плачут. Выходи уже, — он долбанул кулаком в последний раз.
Эсми включила воду, села в ванную, обняла ноги одной рукой, а в другой держала душевую лейку над головой и плакала от обиды, усталости и безысходности.
Эсмигюль вынырнула из воспоминаний и подумала: “Почему я так долго терпела?”
Глава 6. Испытания
Тихонько закрыв дверь в комнату, Эсми пошла на кухню, где за столом сидели дядя, тетя и Соня. У той была своя квартира, доставшаяся от бабушки с дедушкой, но она решила сегодня остаться у родителей.
— Эсми, солнышко, проходи, — Наталья встала и пошла к плите. — Поешь.
— Да, тебе надо поесть, кызым. Такая бледная, — покачала головой дядя, когда Эсмигюль села напротив него и рядом с Софьей. — Что думаешь делать?
— Разводиться, — пожала она плечами. — Надо было уходить раньше. Ну что поделать — сама виновата.
— Ну где ты сама виновата? Я не понимаю, что у восточных женщин в голове, — воскликнула сестра. — Прости Эсми, но кто вдалбливает вам это мнимое чувство вины? Если девушку украли — она сама виновата. Изнасиловали — не надо было в юбке ходить. Муж избил до полусмерти — довела.
Эсми поставила локти на стол и закрыла лицо ладонями.
— Ты права, Соня. Ты так права. Я пыталась быть хорошей женой, но его постоянно не было дома. Если не работа, так друзья эти вечные-бесконечные. Пыталась быть хорошей невесткой, но свекрови все время не нравилось, что и как я делаю. Еду пересолила или недосолила, мясо пережарила, тесто не доварила, двор подмела не так. Она даже после меня окна проверяла и заставила один раз перемыть, когда увидела разводы.
— А ты? — спросил дядя. Тетя в это время поставила на стол тарелку с горячим супом.
— А я в первый раз перемыла, а во второй меня это так взбесило, что я бросила тряпку в таз и сказала, что и так сойдет.
— Вот, что бывает, когда хорошие девочки хотят всем угодить, — вздохнула Софья. — Недавно читала интервью одного нашего социолога, которая сказала, что женщина в восточной семье сначала келин (невестка), потом жена и мать. И что из поколение в поколение существует так называемая “дедовщина енешек”, - Соня изобразила в воздухе кавычки. — Это когда над женщиной в молодости издевалась
