Ты всё ещё моя - Елена Тодорова
Разрываю этот контакт и с трудом возобновляю дыхание.
Не хочу видеть, как они уйдут вдвоем. Все и без того понятно… Он с ней. По коже такой холод ползет, вздрагиваю всем телом. Скручивает за грудиной с невыносимой мукой.
– Сонь, я спать пойду, – ловлю ее за руку, чтобы предупредить.
Все танцуют и веселятся. А мне что? Я, видимо, не создана для подобных развлечений. Притворяться не умею.
– Да куда? – на мою талию совершенно неожиданно ложатся ладони Фильфиневича. – Музыка гремит, все равно не уснешь. Оставайся. Улыбайся. Не будь ты такой занудой, – своими движениями пытается заставить меня танцевать. Невольно поддаюсь, потому как ощущаю значительное физическое преимущество. – Раньше четырех ноль одной никто никуда не расходится.
– Почему именно четырех ноль одной? – выдыхаю машинально.
– В четыре ночь заканчивается.
– Ночь заканчивается в шесть. Это всем известно.
– Зануда, я что говорил… – хмыкает Фильфиневич, продолжая меня покачивать.
– Просто так правильно… – мямлю, пока голос резко не срывается.
Причиной тому новое зрительное столкновение с Артемом. Хоть я быстро опускаю взгляд, сердце успевает ухнуть туда, куда не следует – в самый низ моего живота. Что ему там делать? Поджигает и скручивает пульсирующими спазмами мышцы. А потом, натянув какие-то жилы, как снаряд натягивает резинку рогатки, летит с безумным свистом обратно вверх.
Зачем он смотрит? Зачем?
– Что правильно? – напоминает о своем присутствии Фильфиневич. Его стараниями и моей оторванностью от реальности мы уже реально танцуем. – Ты небо в четыре утра видела?
– Нет, не видела… Не помню…
– Хочешь увидеть?
– Нет, спасибо, – отзываюсь без раздумий. Почему-то кажется, что он в этот момент что-то неприличное предлагает. – А ты хорошо танцуешь. Где-то учился, да? – пытаюсь вспомнить, что о нем когда-то рассказывал Чарушин.
– Я много чего хорошо делаю… – следует довольно многозначительно.
Ах да, самодовольный павлин. Точно.
– Филя! – как-то резко и слишком грубо окликает Артем. Пока парень поворачивается, я еще ниже голову опускаю. – Покурим.
– Сейчас? Давай позже.
– Я говорю, покурим, Филя, покурим.
– Блядь… – выдыхает Фильфиневич с какими-то неясными интонациями. – Извини. Через пять минут вернусь, окей?
Киваю. И, едва он уходит, сбегаю.
5
Хочешь, чтобы я уехала?
© Лиза Богданова
– Что это, бабушка?
– Котенок.
– Красивый. А это мальчик или девочка?
– Неважно. Убей его.
– Что? Как я могу его убить?
– Ну, ребенка своего ты же убила! Его не жалко?
Распахиваю глаза. Медленно моргая, фокусирую взгляд на пробивающейся между шторами полоске света. Дыхание постепенно выравнивается. За ним успокаивается и сердце.
Веду взглядом по спальне. Застываю на мирно сопящей рядом Соньке. Постепенно приходит осознание, где мы находимся. А с ним понятным становится и безотчетное бурление в груди. Это не последствие кошмарного сна. Это отголоски моих настоящих эмоций.
Он здесь… Он рядом…
Сердце, словно потрепанная поделка из цветного картона, сжимается в крохотный шарик. Замирает без каких-либо признаков жизни. А потом разлетается, как шелестящее конфетти.
Вздыхаю и решительно откидываю одеяло. Встаю и направляюсь прямиком в ванную. Долго стою под душем. Не спеша сушу волосы. Настроение выравнивается, уверенно ползет вверх.
Все нормально. А будет еще лучше. Обязательно.
Возвратившись в спальню, обнаруживаю Соньку в том же положении, в котором оставляла. Спит гулена без задних ног. Не знаю, во сколько она явилась. Возможно, не «раньше четырех ноль одной».
Улыбаясь своим мыслям, вытягиваю из сумки коротенький сарафан. Одевшись, подвисаю у зеркала. В который раз поражаюсь тому, как приятно видеть себя в красивой одежде.
Проверяю рабочий чат. Ничего срочного не обнаруживаю.
В животе урчит, и я решаю, что могу спокойно спуститься вниз и позавтракать. Вся компания наверняка раньше обеда не встанет. Уверена в этом, и все же выхожу и передвигаюсь по дому с некоторым опасением. Полностью расслабиться удается только на кухне, она оказывается совсем пустой. Вероятно, прислуга появляется к какому-то определенному времени.
Открываю холодильник. Достаю продукты. Пробегаюсь по шкафчикам в поисках необходимой посуды. Все оказывается на своих местах, как я помню.
Пока взбиваю яйца, привычно в мир своих мыслей ухожу. Потому и не слышу сразу, когда в кухне появляется кто-то еще. Ощутив прикосновение горячей кожи к своему плечу, вскрикиваю и, резко отскакивая в сторону, роняю на кафель грязный венчик. Удивительно, что миска туда же не летит.
– Боже… Ты напугал меня… – выдыхаю сбивчиво.
Чарушин смотрит на меня, как на сумасшедшую. Впрочем, недолго. Так ничего и не сказав, открывает холодильник. Шумно и отрывисто дыша, наблюдаю, как он спокойно пьет воду.
Сердце так колотится. Пульс вены рвет. Тело мелко-мелко дрожит. Но я заставляю себя убраться и вернуться к готовке. Только вот Артем, выбросив пустую бутылку, не спешит уходить.
Продолжив взбивать яйца, не решаюсь взглянуть на него.
Что делает? Просто стоит?
То, что смотрит на меня, очевидно. Чувствую.
– Будешь завтракать? – выдавливаю из себя, прежде чем повернуть в его сторону голову.
Так и есть, стоит и смотрит. Понять бы еще, с какой целью… Неужели не видно, что своим поведением заставляет нервничать? Зачем так? Чего добивается? Щеки начинают пылать, потому как ответа я от него так и не дожидаюсь.
Вместо этого… Чарушин шагает прямиком на меня, и мне, неловко извернувшись, приходится буквально вжаться поясницей в край столешницы. Заторможенно моргая, таращусь на маленькое насыщенно-красное пятно на его шее.
Это оставила она? Протасова?
Сдавленно сглатываю и судорожно втягиваю воздух. Густой выдох Артема прижигает мне висок.
– Почему ты здесь?
Его голос такой жесткий, режет
