Ты всё ещё моя - Елена Тодорова
– Хочешь его вернуть? – качнувшись ко мне, толкает своей качелей мою.
– Кого? – делаю вид, что не понимаю, потому что стыд сильнее всяких симпатий.
– Чару! Кого же еще?!
– Нет… – кажется, что этот хрип горло до крови раздирает. – Это невозможно.
– Почему же?
– Я… То, что я сделала, не прощают.
– Хм… И тем не менее, Чара весь вечер смотрит на тебя. Это ведь не просто так, м? Не будь трусихой. Попробуй, прежде чем заверять, что не получится.
После этих слов в моем сознании что-то переворачивается. Я поднимаю взгляд, веду его через двор и сразу же натыкаюсь на Чарушина. Смотрит, права Лия.
Мою грудь раздувает, словно воздушный шар. Телу становится жарко. А конечности разбивает тремором. Пальцы прям ощутимо подрагивают, едва не роняю на землю бокал. И все это только потому, что он смотрит.
– Слушай… – вновь придвигаясь, шепчет мне на ухо Лия. – Хочешь, я его выведу в какое-то укромное местечко?
– Что? Зачем? Сейчас?
– Конечно, сейчас!
6
Как же я тебя люблю…
© Лиза Богданова
– Только ты ему не говори, что я позвала, хорошо? – в последний момент ловлю Лию за руку.
Она собирается оставить меня на цокольном этаже дома, у бассейна, где я когда-то лишилась с Чарушиным невинности.
Не верится, что я снова здесь. Не верится, что добровольно ждать его собираюсь. Не верится, что попытаюсь использовать эту возможность, чтобы объясниться.
– Почему не говорить? Думаешь, Чара не захочет идти? – усмехается Лия.
И мне в который раз кажется, что она не просто больше меня понимает. Создается впечатление, что в целом больше всех на свете знает. Если бы я верила в мистику, я бы решила, что эта девушка физически нереальна. Темноволосый ангел. Посланница небес.
– Ко мне может не захотеть, – признаю с болью в сердце. – Пожалуйста, Лия, пусть Чарушин посчитает, что это ты желаешь уединиться, – озвучивая эту просьбу, краснею.
Но милейшая девчонка и тут не смущается. Понимающе подмигивает.
– Ладно. Не переживай. Подумай лучше о том, что сказать ему. Я быстро!
И правда, будто ветром ее уносит.
Я оглядываюсь и тотчас вздрагиваю. Столько воспоминаний поднимается… А с ними и эмоций. На те давние наслаиваются новые, настоящие, и внутри образуется такая буря, что и продышать ее невозможно.
«Чья ты? Кому принадлежишь?»
«Моя… Моя… Моя…»
Чем больше ярких картинок из прошлого высвобождается, тем страшнее мне становится. Время тянется немыслимо, а я все еще вынуждена держать эту бурю в одиночку. Неудивительно, что вскоре меня начинает потряхивать.
Что я ему скажу? Что же я ему скажу? Что?
Едва на лестнице слышаться шаги, всем моим существом овладевает паника. Сердце едва не лопается от натуги. Качает загустевшую кровь, словно ему не одного человека обслуживать необходимо, а минимум тройку. Пульс за миг достигает критической отметки. Дыхание срывается, резко нарастает и становится прерывисто-свистящим.
Не успеваю подумать. Порыву поддаюсь – подбегаю к выключателям и гашу на этаже все освещение.
Шаги стихают.
Мое сердце заходится в страхе, что Чарушин повернет назад. Однако еще больше я боюсь, что он пожелает включить свет. Он ведь прекрасно осведомлен, где это можно сделать. Там, наверху, в том числе, существует такая возможность.
– Пожалуйста, не уходи… – бормочу так тихо, что на слух и не уловить. Громче свое отчаяние выразить неспособна. – Пожалуйста…
Совершенно точно, что Артем меня не слышит. Вероятно, слышит кто-то свыше – его шаги возобновляются. Становятся ближе и громче.
Боже…
Кровь бросается в мозг. Наполняет мою голову шумом. Разобрать невозможно, какими процессами вызвана эта какофония звуков – безумным стуком пульса, гомоном мыслей или ускоренной регенерацией клеток.
Сердце меняет режим хода. Задает какой-то отрывистый затяжной ритм, словно сигнал тревоги выводит. Наверное, стоило бы прислушаться и задействовать все свои резервы на то, чтобы спасаться. Но я не способна даже пошевелиться.
Несмотря на весь тот шквал, который выдает мой расстроенный организм, отчетливо слышу, когда Чарушин сходит с последней ступеньки лестницы и шагает.
Ненадолго замирает, будто пытаясь вглядеться в темноту. Безуспешно, конечно. Каким бы крутым он ни был, сверхспособностей все же не имеет.
А потом приглушенно и как-то чрезвычайно холодно спрашивает:
– Кто здесь?
У меня в ответ лишь надсадный вздох вырывается.
Ни за что я не признаюсь. Да и к каким-либо обсуждениям, оказывается, все же не готова. И что дальше? Как быть? Зачем я здесь? Не способна выйти из состояния физического оцепенения.
– Хочешь поиграть, значит… – выдыхает Чарушин с какой-то особенной мрачностью. – Ну, давай поиграем.
Шагает. И вновь останавливается. Словно чувствует, где именно я стою, и намеренно растягивает эту агонию. Мое дыхание является уже настолько громким, что при желании в этой же темноте, путем нехитрых подсчетов, реально указать точные географические координаты моего местоположения. Но Артем зачем-то медлит и, как зверь, который никак не может решить, достаточно ли он голоден, лениво кружит вокруг своей добычи.
– Если есть какие-то правила, озвучивай сейчас, – выдвигает Чарушин предупреждающе.
Меня тут же озноб разит.
Когда он стал таким жестким? Неужели из-за меня?
– Молчишь? Молчание я приму как вседозволенность.
Что это значит, понять не пытаюсь. В тот момент на меня нечто такое находит, что я сама идентифицировать не могу. Тело словно какой-то порыв подхватывает, и я сама к Чарушину лечу. С рваным выдохом врезаюсь в каменную грудь, натужно вдыхаю и без промедления скольжу ладонями ему за шею. Поднимаясь на носочки, решительно тянусь с одержимым намерением поцеловать. Только вот… Артем перехватывает, стискивает ладони под моей грудью и жестко тормозит этот подъем.
Чувствую его тяжелое дыхание на своих
