Операция «Спасти кота» - Нелли Ускова
Соня, конечно, била тревогу, пока их не было, постоянно писала и названивала, волновалась, даже просила к телефону Никиту, чтобы убедиться, что он цел и невредим.
Первым делом, когда вернулись, Сеня попросил у Сони прощения, его грызла совесть все эти дни, что он ранил её словами:
– Солнце, прости, что сказал про усыпление. Ты была права, единственное животное, которое следует усыпить – это я, – горько хмыкнул он. – Но, похоже, я наконец-то очнулся.
Эта поездка изменила обоих. Сеня теперь в любой ситуации защищал Никиту и старался не прикасаться, как бы тот не сходил с ума. Даже от Сони отстаивал интересы и желания Никиты. А мальчик, наоборот, привязался к Сене и ходил хвостом, каждый раз спрашивая: «Ты куда?»
И Сеня брал его с собой везде: на тренировки по футболу, в тренажёрку, в магазин, на встречи с друзьями, однажды даже притащил в пожарную часть на экскурсию. Сене самому становилось спокойнее, когда Никита был рядом, даже если тот утыкался в телефон. Брал его смотреть дома в Подмосковье, и именно Никита выбрал участок с небольшим домом в Зеленограде, куда они, спустя полгода, переехали.
Эти поездки с Сеней Никита обожал, называл «приключениями», хотя они просто разговаривали в машине, без телефонов, без музыки, или просто молчали. Но даже в этом молчании им обоим было комфортно друг с другом. Вместо угроз и наказаний Сеня спокойно предупреждал: «Я тебя не возьму с собой в очередное приключение!»
Сеня всё думал, как помочь Никите справиться с травмами. С психологами тот отказывался общаться, не доверял. Сеня пару раз проконсультировался у штатного психолога в МЧС, как ему лучше обсуждать с ребёнком «больные» темы.
Некоторые советы помогали, но когда Сеня пытался говорить с Никитой деликатно, фразами, которым научила психолог, то Никита словно чувствовал фальшь, сразу закрывался. И тогда Сеня молчал – это был единственный верный путь. Мальчику, наверное, нужен был психолог, который всё время молчит, потому что иногда, затрагивая какую-то тему, они могли вернуться к ней только в следующую поездку. Время между ответами Никиты на некоторые вопросы могло доходить до недели. Но зато он доверял Сене, раскрывался, прислушивался. Сеня, наверное, за всю жизнь ни с кем так много и откровенно не разговаривал, как с Никитой. Зато у мальчика в голове понемногу всё раскладывалось по полкам, пусть и через мировоззрение Сени, но тот стал многое понимать, менялся. А Сеня так же по совету психолога просто принимал Никиту таким, какой он есть, и этого хватало мальчику сполна.
Но Сеня никак не мог простить отчима Никиты, и через Пашу, лучшего друга, что работал в МВД и выяснял порой для Сени информацию, узнал, что тот сидит в тюрьме за разбой. Достаточно было лишь немного просочиться правде, чтобы из тюрьмы тот больше не вышел – там педофилов особенно не любили.
Соня постоянно допрашивала Сеню, что же произошло в той поездке в Ярославль – сложно было не заметить изменений в их отношениях с Никитой. Но Сеня отшучивался:
– Мы просто поговорили.
Соня всё-таки смогла вытянуть историю про кота и девочку, что привело её в ужас. И она вновь заговорила с Никитой о походе к психологам. Про отчима Никиты Соне явно не стоило знать – для неё это стало бы сильным ударом, хоть Соня и дарила тепло, но часть боли всё-таки забирала, и с этой болью ей было тяжело справиться.
Но у Сони теперь хватало других забот. После того, как она сводила Тёму в музыкальную школу, его там всё время пытались разорвать, каждый музыкант хотел заманить ребёнка на свою сторону. Тёма оказался одарённым ребёнком, впрочем, Сеня этому не удивился: ведь тот ежедневно сидел чуть ли не целыми днями за синтезатором. Соня наклеила ему на клавиши разноцветные наклейки с рожицами, так и научила его играть, раскрасив ноты в нужные цвета, а уж сколько она ему пела и играла со времён больницы, наверное, каждый бы ребёнок рядом с ней стал музыкальным гением.
– Не перегружай его, – лишь мог сказать Сеня, когда Соня в очередной раз рассказывала, как Тёма почти с ходу начинал осваивать какой-то новый музыкальный инструмент. Она очень радовалась его успехам, преподаватели чуть ли не на руках его носили, а Тёма и сам был счастлив всех радовать и получать порции восхищения.
С Никитой по-прежнему было трудно, хоть он и увидел в Сене оплот безопасности, в котором так нуждался, привязался, невольно подражал, но вспышки агрессии контролировать не мог, да и реагировать по-другому не умел. Школу прогуливал, учиться не хотел, и травля одноклассников из-за того, что он приёмный, делала его ещё более асоциальным и агрессивным. Очередная драка не заставила себя долго ждать – Никита подрался прямо на уроке физкультуры, спустя месяц после той. И Сеня с радостью и облегчением забрал его из школы, когда встал вопрос об исключении. Коррекционный класс жил по каким-то своим правилам, правилам выживания, а этого Никите хватило в детдоме.
И стоило его забрать из школы, как Никита сразу начал расти, и в рост, и как личность. Удивительно, но он выглядел как семилетний ребёнок, когда его только забрали из детского дома. А когда ушёл из школы, стал очень быстро расти.
Соне было трудно самой учить его, даже когда Сеня с ней поделился ключиком, ей просто не хватало выдержки, и уже через пять минут она начинала стучаться с наводящими вопросами, Никита психовал, и на этом обучение завершалось.
У Сони было своё оружие, хоть она им и не пользовалась, но зато это оружие разило наповал даже Никиту. Как-то Сеня отсыпался после дежурства, но его разбудили крики: Соня ругалась, Никита в ответ орал на неё, а потом всё стихло, дверьми никто не хлопал, не кричал, но взволнованный тон Сони насторожил:
