Сердце Гудвина - Ида Мартин
– Я не понял, – Матвей поморщился. – Разводить Михайлову вместе? И как ты это видишь? На любовь втроем я не подпишусь, даже ради справедливости и Ивана Сергеевича.
– Нет, просто не нужно делать упор на физиологию. Я Ксюшу хорошо знаю, и, если будешь слушаться меня, все получится.
– Ну, предположим, я соглашусь, – сказал Матвей и перевернул шашлык, – и все получится. Как мы поймем, что можно сворачивать балаган?
– Пусть ползает на коленях, – подсказал Ершов, – и рыдает горючими слезами.
– Только нужно подтверждение, – оживился Тим, – запись, которую мы сможем торжественно вручить Ивану Сергеевичу.
– Согласен, – поддержал Степа. – Мы приложим ее к этому видосу. Можно будет даже смонтировать кино. А Серовой пусть Тим займется, хотя бы развлечемся.
– А если он в нее влюбится и передумает? – Ершов покачал головой. – Если бы Кир регулярно его не отгонял, он бы давно без всякого проекта с ней замутил. Так что Тим ни фига ненадежен.
– Хочешь предложить свою кандидатуру? – ухмыльнулся Рощин.
– Именно.
– Вот только не нужно, – вмешался Степа. – И это не спор о том, кто кого уложит в койку. Это план возмездия. Никаких личных или корыстных интересов!
– Разумеется! – Кеша расплылся в улыбке. – Никакой корысти, но ты и сам был бы не прочь оказаться на месте Матвея.
С этим Степа спорить не стал.
– Тогда давай так, как пойдет, – сказал Ершов. – Кого выберет, того выберет. Это не важно. Главное – результат. Мы должны действовать хладнокровно, без эмоций и чувств. Ясно?
– Ну зашибись! – обрадовался Матвей. – Вы с Тимом берете на себя Серову, мы – Михайлову. Прикольно! А кто вдруг передумает, попытается самоудалиться или сдаст нас, будет распят!
Оболенцев протянул раскрытую ладонь в знак скрепления уговора.
Но руку успел положить только Рощин, за кадром послышался голос Мартова:
– Иван Сергеевич зовет в дом. Снимайте мясо.
Запись остановилась.
То, что я увидела, было немыслимо! Потрясение от видео заставило позабыть и о том, где я нахожусь, и как здесь оказалась, и даже что Аксенов ударил меня, пока он сам не заговорил.
– Ну? Что скажешь?
Глава 41
– Можно мне идти? – спросила я, не узнавая свой голос.
Волосы рассыпались и закрывали Ивана Сергеевича от меня, но я и не хотела его видеть.
– Так что же ты по этому поводу думаешь, Алиса? – Учитель присел на край стола и, судя по звуку, снова отпил из бутылки. – Вроде бы простой вопрос, не математический. Или ты думать в принципе не способна?
– Я думаю, что ваша жена очень правильно сделала, что бросила вас.
– Что? Что ты сказала? – Наклонившись, он попытался убрать волосы от моего лица, но я дернулась, и кресло само откатилось назад. – Бесстыжая ты, как я и думал, наглая, бессовестная и испорченная. Позор, когда про тебя такое говорят! А тебе хоть бы что, как с гуся вода. Только огрызаешься.
– Вам-то какое дело, что говорят про меня? Вас это не касается! Я никому ничего плохого не делала и даже не планировала, в отличие от ваших блестящих мальчиков. Да и они опустились до подобной низости только благодаря вам. Это вы их так настроили, вы обиженный и жалкий сексист с замашками фашиста! – Я вскочила, во мне все кипело. – Если не выпустите меня сейчас же, я… я…
– Знаешь, а я считаю, что желание ребят меня поддержать само по себе очень трогательно и заслуживает уважения. Надо же! Социальный проект. Согласись, весьма неординарная задумка! – Улыбка математика вышла пьяной и умиленно размазанной. – Прекрасная идея. Зло нужно пресекать на корню, не давая ему разрастись до разрушительных масштабов. А ты и твоя подруга – это зло, о чем ярко свидетельствуют события последних дней. Вот только Михайлова получила свой урок и, возможно, призадумается, а ты – как смертельный вирус, прививки от которого бессильны.
Я сделала глубокий вдох. Спорить и уж тем более отстаивать свою правоту перед психически нездоровым и нетрезвым человеком явно не стоило.
– Хорошо, спасибо, что объяснили! – Я решила сменить тактику. – Теперь мне все понятно. Я обязательно обдумаю ваши слова и свое поведение.
– Ерничаешь? – Его губы гневно скривились, и он двинулся на меня.
Однако вместо того чтобы броситься наутек, я упала обратно в кресло и с показным интересом придвинулась к столу.
– Вы сказали, что есть еще какие-то видео.
Убежать в том положении, в котором я находилась, я точно не успела бы, а так я выиграю немного времени, чтобы придумать какой-нибудь план. Или хотя бы выжду, пока Аксенов напьется и вырубится сам.
– Да, точно, – спохватился Аксенов, – без этого картина получается неполной.
Пока он переключал видеозапись, я быстро оглядела комнату. Что-то же должно быть! Какой-то способ выбраться, ведь если я ничего не придумаю, он убьет меня.
Очередная параноидальная мысль в этот раз сомнений не вызвала. Я знала, что учитель будет бить меня, насиловать, а потом задушит. Отвезет к себе на дачу в Кратово и там расфасует по черным мешкам.
Второе видео было сделано в ломбарде у Ершова. Камера находилась где-то на стеллажной полке, среди кучи непонятных вещиц.
В одном из кожаных кресел с раскрытым ноутбуком на коленях сидел Рощин, рядом с ним, скрестив руки на груди, в требовательной позе стоял Ершов.
– Уходи по-хорошему! Я не хочу с тобой ссориться.
Тим поднял голову:
– Ты подставляешь всех.
– Мне пофиг.
– Но она и тебя кинет.
– Сам разберусь.
– Это подло.
– Она выбрала меня, а ты просто завидуешь! – Ершов забрал у Тима ноут, закрыл и положил на стол.
– Я тебя очень прошу, – Рощин смотрел на него снизу вверх не отрываясь. – Ты прав, пусть я и завидую и даже зол из-за того, что ты влез, но нужно сделать, как решили. Осталось-то всего ничего.
– Все, давай! Никаких драматических финалов не будет.
– Ты говорил, что я ненадежный, а в итоге прокололся сам.
– Думай как хочешь.
– Хорошо, уговорил. Пусть это будет не сегодня. До выпускного еще есть время.
– Нет, я больше в это не играю.
– Ты дебил? – Тим разозлился. – Какая еще игра? У нас общая договоренность. Проект. И ты его сам поддержал, еще и подначивал всех.
– Не больше, чем Оболенцев и Росс.
– Но разве не ты настаивал, что все должно быть максимально жестко?
– Слушай, Тим, – Кеша опустился в кресло напротив, – ты шахматист. Вы фигуры передвигаете по четко заданным правилам. А мне лучше даются карты, в них блеф не считается нарушением, потому что главная цель – это победа.
– Ах вот как? Ты сразу преследовал исключительно личные интересы, как и Степа?
– Все преследовали личные интересы.
– Неправда! До всего этого она мне и не сдалась.
– Кого ты обманываешь?
– Мы поклялись соблюдать правила.
– Ага, а еще мы поклялись Мартову, что никакой постели не будет. И ты сам убедил меня нарушить эту договоренность.
– Да, но потому, что по-другому мы не смогли бы получить результат.
– Ну и вот тебе результат. Просто не такой, как ты ожидал.
– Мне на нее плевать. Говорю же!
– Если бы плевать, ты бы сейчас так не дергался.
– Я лишь хочу, чтобы мы довели все до конца!
– А я не хочу.
– Тогда я сделаю это сам.
– И каким же образом?
– Расскажу ей все: и о проекте, и о Гудвине, и о распределении ролей, и о тебе! Поверь, результат будет тот же, не столь эффектный, как у Матвея, но не менее болезненный точно. Если ей, конечно, не плевать на тебя. Чего я, кстати, не исключаю.
– После твоей выходки в лифте она тебя боится и ничему не поверит.
– Поверит, когда я покажу ей запись Росса.
– Ты совсем идиот? – Ершов разозлился.
– Это единственная возможность завершить проект. Думаешь, Матвею было легко? Но он же это сделал.
– Я не Матвей! А если покажешь запись, я тебя убью.
Откуда-то издалека раздались глухие удары.
– Это она. – Ершов вскочил.
– Где мне спрятаться? – весело поинтересовался Тим.
– Нигде. Я ее сюда не пущу.
Кеша вышел. Послышался звук отпираемой двери и голоса, а Рощин достав телефон, набрал номер.
– Короче, он уперся. Приходите сюда сами. Только быстрее. Нужно что-то решать.
Запись еще продолжалась, но я уже не смотрела. Иван Сергеевич странным образом притих и исчез из моего поля зрения. Я не оборачивалась, но чувствовала, что он где-то у меня за спиной. На краю стола осталась опустошенная до половины бутылка коньяка. Сделав вид, будто вглядываюсь в происходящее на экране, я пихнула коньяк
