Татьяна Алюшина - Больше, чем страсть
– Папа сказал тогда: еще рано, вот обустроимся, обживемся, тогда и пригласим в гости всех. А сейчас и принять-то по-человечески не сможем. Да и не определился он до конца в тот момент, еще присматривался к другим местам и думал, может, и совсем уйти из сельского хозяйства, – пояснила Надюша. – Почему-то он так решил.
– Понятно. Наверное, тяжко ему приходилось, не до гостей и праздных разговоров. Хотя, если честно, странное решение, – заметил Казарин.
– Может, – пожала плечами Надя. – Я об этом не задумывалась. Наверное, ему так было проще и удобней. Не знаю. Какая разница?
– Такая, что на этом и закончились мои поиски. Сыщик оставил вашим друзьям номера телефонов мои и свои для связи, записки Максиму Кузьмичу позвонить по этим номерам и улетел. Передал ли кто-нибудь ему записки, можно спросить у твоего деда. Но он так и не позвонил. Потом, когда закончилось следствие и суд над Мишкой и накрыли всю банду, следователь предложил мне помочь в твоих розысках. Но к тому моменту я уже решил отказаться от них. Подумал, что я так настойчив, потому что это нужно мне, а нужно ли это тебе, вопрос. И что ты почувствуешь, когда я все-таки тебя найду? Обрадуешься? И почему-то подумал, что вряд ли. Если бы это было нужно тебе, ты бы объявилась. И отказался от дальнейших поисков. – Он посмотрел на нее и грустно усмехнулся. – Но я держал в голове, что с сентября ты должна вернуться в институт, и, знаешь, пару раз приезжал к этой вашей Высшей школе, и стоял там, когда студенты вываливались с занятий, все выглядывал тебя. А потом подумал, что если б ты немного интересовалась мной, то хотя бы позвонила Ольге Павловне, ну хотя бы узнать, как у меня дела или у нее.
– А она все еще работает у тебя? – радостно удивилась Надя.
– Она все еще работает у меня, – улыбнулся в ответ на такую искреннюю радость Даниил.
– Все там же? В том же офисе?
– Да нет, – задумчиво протянул он.
– Но ты занимаешься тем же, чем и тогда? – уловив в этой его задумчивости интригу, спросила она.
– Нет, – откинулся на подушки Даниил и посмотрел в окно на потемневшее небо. – Сидение в яме, знаешь, сильно прочищает мозги по многим, многим аспектам.
Любая трагедия прочищает мозги, отбрасывая шелуху амбиций и слепого, нездорового потребительства, если, разумеется, в человеке есть еще что-то, кроме этого.
В нем вот обнаружилось. Вопросы, которые Даниил задавал себе, сидя в каменном мешке, никуда не делись. И самый главный из них, самый важный мучительно стучался в виски каждую бессонную ночь, которые начались после возвращения в Москву.
Что мое? В чем мое призвание и реализация в этой жизни? Что мне так интересно делать, чтобы захватывало всего целиком, чтобы чувствовать процесс творчества, радость от работы?
А тут еще под шум и тарарам его резонансного дела все фискальные органы решили проверить финансы Казарина – и началось! И налоговая, и органы власти – со всех сторон. А Даниил отчего-то чувствовал, что ему почти безразлично. Однажды ночью сидел за столом в кухне, потягивал остывший и ставший совсем невкусным чай и поймал себя на мысли – жаль, что Дружинину не удалось обобрать его подчистую, пришлось бы начинать все с нуля, вот тогда бы азарт пробил по полной и вернулся тот импульс, заставлявший крутиться и чувствовать себя живым, загораться новым делом, идеей.
Даниил даже как-то испугался такой мысли – чур меня, чур!
Уж он с мыслями-то старался быть осторожнее, после откровений непростых с самим собой в яме и от четкого понимания, что сами мы к себе все притягиваем и создаем – своими делами, поступками и мыслями.
И тут его осенило! Вспомнил вдруг Даниил, как сделал Косте новый протез!
Это было где-то год назад. Они с главным бухгалтером сработались, притерлись уже друг к другу, и Казарину показалось, что можно позволить себе задать вопрос о протезе. Отчего, мол, он у него совсем неподвижный, сейчас же вроде есть новые модели – гибкие, более удобные? Бальдин интеллигентно и художественно послал начальника куда подальше с его грубым любопытством. Но Казарин не отставал, уверяя, что интересуется из лучших побуждений – с коими вместе был послан бухгалтером еще дальше. Неделю Бальдин разговаривал с Даниилом Антоновичем холодным, исключительно деловым тоном.
А Казарин завелся, как трактор без тормозов, и уже остановиться не мог. И подговорил Ритулю пригласить Бальдина в гости под каким-нибудь предлогом. А там у нее за столом – якобы! – случайно зашедший к любимой тетушке племянник, под разговор душевный достал-таки своего главного бухгалтера так, что тот, плюнув в сердцах, громко послав его еще раз, но уж теперь более конкретно – сдернул с себя пиджак и рубашку, снял протез и сунул Казарину в руки.
– С тобой, Даниил Антонович, в разведку хорошо ходить! – шумел разбушевавшийся Константин. – Ты врага так достанешь, что он тебе все свои секреты выложит, лишь бы ты отстал наконец!
А сам на Риту поглядывал исподлобья, наблюдая за ее реакцией на его уродство, а она хохотала аж до слез – вот и вся реакция.
– Родственнички! – устало заметил Костя и так и уселся за стол с голым торсом, остывая от вспышки возмущения.
Казарин же протез изучил, насколько смог, и культю руки, отрезанной выше локтя, осмотрел.
И загорелся интересом, идеей. Просидел несколько дней и ночей в Интернете, дергал Костю, привозил к себе домой, рассказывал, что задумал, снимал с него мерки. Заказал в Германии новейшую модель протеза.
Доставили. Честно – дорого для простого человека.
И взялся Казарин протез модернизировать. Не зря же он изучал не только робототехнику и комплексную автоматизацию, но и окончил факультет биомедицинской техники.
И влез он в это дело с го-ло-вуш-кой! И такой кайф поймал!
А потом испытывал на терпеливом Костике свою разработку.
Во вещь получилась! Константин теперь мог управлять рукой – сгибать, разгибать, делать иные манипуляции, разумеется, не во всем объеме живой руки, но очень много. К тому же пальцы искусственной руки стали подвижными и тоже могли выполнять несколько простейших операций, что очень сильно облегчило жизнь Константина.
Той ночью, сидя над кружкой остывшего чая, Даниил вспомнил про этот протез и пережил сильнейшее потрясение от снизошедшего откровения. И пошел-пошел за мыслью, побежавшей вперед, и к утру совершенно четко понял, чем именно хочет заниматься.
Удивляйтесь не удивляйтесь – но делать протезы, аппараты, приспособления, искусственные имплантаты, которые могут максимально приблизиться к функциям человеческого организма. Все в принципе вполне в рамках образования Казарина, кроме одного… Он не обладал достаточными знаниями, как устроен человеческий организм, для того, чтобы разрабатывать и внедрять механизмы и приспособления такого рода новейших технологий на том уровне, которого ему хотелось достичь.
