Янина Логвин - Гордая птичка Воробышек
– Он сделал то же самое, птичка, так что мы квиты.
– То есть? – всерьез удивляюсь я незамеченному обстоятельству. – Илья, ты ничего не путаешь? – в сомнении вскидываю глаза, говорю, а сама думаю черт знает о чем, глядя на твердую линию губ, на гладкую смуглую щеку, на темное пятнышко тени, забравшееся под подбородок, медленно сползающее в расстегнутый ворот рубашки. – По-моему, этот Ряднов к тебе и близко не подходил.
– Верно, не подходил, – неохотно откликается Люков. – А должен был.
– Зачем? – Мы спускаемся по лестнице, и его рука неожиданно оказывается на моей талии. Удерживает так чутко и вместе с тем сильно, словно я в своих высоких шпильках не ступаю по широким мраморным ступеням, а балансирую на канате над пропастью под порывами шквального ветра, угадывая каждое движение.
– Затем, чтоб решить вопрос со мной, если ты ему так понравилась. Предложить внимание девушке, наплевав на присутствие рядом с ней ее парня, не менее унизительно для последнего, чем оказаться на коленях, не находишь? А значит, чревато подобным ответом. В следующий раз этот праворукий помощник трижды подумает, прежде чем действовать. Не важно, по хозяйской указке или нет.
– Но, ведь… э-э, глупость какая. – Я снова смущаюсь, не в силах ничего с собой поделать. Слишком правдиво Люков изображает мою пару, даже оставшись наедине. Особенно на фоне недавнего разговора тет-а-тет с Ириной и их нежных касаний рук. Возможно, желая убедить не только всех, но прежде всего самого себя в невозвратности былых отношений.
– Что именно глупость? – отвечает он пристальным темным взглядом. – То, что у меня из-под носа чуть не увели девушку, или то, что я тебя назвал своей? А может, ты была не против общества Ряднова, и глупостью оказался я?
Мы останавливаемся в небольшом холле, недалеко от гостей, в ожидании хозяина столпившихся перед закрытыми дверьми гостиной, и Люков медленно поворачивает меня к себе.
– Воробышек? – склоняет лицо, скользит ладонью вниз по моей руке. – Так все же?
Он спрашивает серьезно, не похоже, чтобы парень играл, а я не понимаю, зачем это ему нужно.
– Илья, перестань. Пожалуйста, – отдергиваю пальцы, едва он их касается, не в силах справиться с обжигающим кожу прикосновением. Он никогда еще не был таким со мной, волна мужской силы влечет неодолимо, и мне требуется недюжинная сила воли, чтобы вырваться из плена его глаз и перевести дыхание. И расставить акценты, которые я расставить способна.
– Я сегодня очень сглупила, попав сюда, но не хотела навязываться тебе, ты же знаешь. Дмитрий случайно заметил ваш разговор с Ириной на балконе и, видимо, решил меня ободрить, если можно так сказать о паре ничего не значащих фраз. Ему ведь неизвестно, что мы не вместе, а ваше уединение со стороны казалось слишком личным, извини. Его внимание ко мне – просто вежливое сочувствие к той, кому предпочли другую, не более того. В другом случае он вряд ли бы проявил к тебе подобную бестактность. Глупостью было думать, что он сделал это намеренно.
Ну вот, вместо того, чтобы отгородиться от Люкова барьером равнодушия, как последняя влюбленная дурочка призналась, что не спускала с него глаз. Парню осталось некстати вспомнить обличающие слова Романа Сергеевича и получить ответ будет проще, чем сложить пример в «два плюс два», несмотря на весь мой незаинтересованный вид.
Но Люков удивляет меня, задав вопрос совершенно в неожиданном ключе:
– Он тебе понравился, да, птичка? Потому ты расстроилась?
Спросил тихо, но почему так скулы резко обозначились, а взгляд заледенел? Неужели для Люкова условности прежде всего? Не похоже. Но даже если и так, если ему не пришлось по душе, что им могли пренебречь, то для меня, к счастью, что за обидой он не заметил моего признания, а значит, я могу и дальше пытаться удержать почву под ногами.
– Люков, при чем тут это? – спрашиваю устало, возвращая на парня взгляд. Не вполне догадываясь, к чему он клонит.
В холле появляется Яков с Ириной. Вслед за ними входит Роман Сергеевич в сопровождении помощника и незнакомых мужчин. Твердой хозяйской походкой подходит к расступившимся перед ним гостям и собственноручно распахивает двери гостиной, приглашая всех пройти внутрь странно темной комнаты.
– Женечка! Ну что же ты ждешь, девочка! Поспеши! – оборачивается и требовательно машет в приглашающем жесте рукой, но я стою, пригвожденная к месту колючим взглядом Ильи, не в силах, кажется, без его воли сделать и шагу.
– Воробышек?
Люков все еще смотрит на меня, ожидая ответа, наплевав на праздничный шум за спиной и приостановившуюся было рядом с ним невесту брата. Словно мой ответ для него жизненно важен, а там хоть небо изойди огнем. И я отвечаю, не понимая зачем. Теряя гордость, послушно уступая внутреннему я и невозможно-темным, забравшим мое сердце глазам парня.
– Нет. Не понравился. Совсем.
Порывисто отворачиваюсь, желая то ли спрятаться, а то ли сбежать от этой растворяющей слабости, но теплые мужские ладони – одна на талии, а другая на лице – останавливают мой порыв.
– Зажмурься, Воробышек, и иди за мной. Если не ошибаюсь, Босс приготовил еще один сюрприз. Тебе понравится. – Губы Люкова шепчут в ухо, и я уже вновь послушна ему, как ножу теплое масло. – В этот раз я буду рядом, обещаю.
То, что мы видим в гостиной, очень красиво. Едва мы замираем на пороге праздничного зала, на его темные стены и потолок из мрачных углов комнаты выплывают множественные проекционные изображения драконов и диковинных птиц, расправляющих в полете крылья и бьющих хвостами. Это действо занимает несколько восхитительно долгих минут, прежде чем мгновенно исчезнуть, словно ускользнувшее из сна видение, чтобы выпустить на волю из танцующего пламени камина одинокого золотого дракона.
Он медленно плывет в темноте, поднимаясь все выше. Запрокинув голову, раскрывает сильные крылья… Я даже вижу длинный язык огня, вырвавшийся из его раззявленной пасти. Взмывает, облетев комнату, к самому своду… И испаряется сияющей вспышкой, растаяв в граненых подвесках хрусталя.
И вновь яркая феерия цвета. Множество фантастических разноцветных птиц, скользящих по стенам к потолку. И неожиданно тонкий нежный звук, пронзивший сказочную гостиную. Тихий, чистый и мелодичный.
– Что это? – шепотом спрашиваю я, не понимая, откуда он исходит, и Люков тут же отвечает, стоя слишком близко за моей спиной, склонясь к виску:
– Это сяо, Воробышек. Бамбуковая свирель. Нравится?
– Да, – выдыхаю я восторженно. – Очень. Как красиво…
Слова Большого Босса о невнимании не остались незамеченными, и парень действительно рядом. Я с невесомым вздохом встречаю его ладони, коснувшиеся моих запястий. Осторожно поднимающиеся от локтей к плечам. Горячие и знакомые. Не вызывающие у меня ни одной отрицательной эмоции, кроме дрожи в коленях и учащенного дыхания. И растерянности от подобной смелости.
Он греет голую спину теплом груди. Оглаживает большими пальцами линию плеч, подбирается к шее… В какой-то миг я чувствую, как его руки сжимаются в кулаки, словно наткнувшись на невидимую преграду… И, не в силах ее преодолеть, возвращаются на предплечья.
Это странно приятно и хорошо. И совершенно обезоруживающе. Я догадываюсь, что всему виной близкое присутствие Ирины и, возможно, сумятица Люкова в чувствах к девушке и желание что-то доказать. Но все равно ничего не могу с собой поделать, под звуки чудесной мелодии проигрывая своему телу. Не терпящему чужих прикосновений никогда, а сейчас отвечающему на близость парня прилившим к коже жаром. Закрываю глаза и оправдываю покорное молчание сегодняшним статусом подруги Ильи, которой положены прилюдные знаки внимания. Положены, а значит, можно вот так стоять, воруя чужую ласку…
Мне кажется или я чувствую губы на своем затылке?.. Но это только разгулявшееся воображение шалит с моим сердечком, не правда ли? Зачем Люкову вытворять подобное, да еще в присутствии Ирины?.. Нет, не может быть.
И снова, уже смелее…
Я распахиваю глаза, стремительно оборачиваюсь и впиваюсь в парня взглядом. Смотрю в невозмутимое лицо, растерянно поправляя волосы…
– Люков, ты…
– Да, Воробышек?
– Ты сегодня совсем не похож на себя.
– Правда? А ты, напротив, птичка, очень похожа.
– Такая же глупая и докучливая?
– Такая же гордая и пугливая.
Вот и весь диалог. Я не знаю, что сказать, и вновь отворачиваюсь, спасаясь от омута темных полуприкрытых глаз. Благодарно встречаю со стихшей мелодией робко зажигающиеся огни драконьих гирлянд и вспыхнувшие алым светлячки китайских фонариков. Вместе со всеми одариваю аплодисментами хозяина вечера.
Все хорошо. Все просто прекрасно. Держи лицо, Женька. Лучшего праздника, чем сегодняшний, и быть не может.
Невидимый музыкант обнаруживается сидящим на циновке под ветвями белой ели. Маленький, неприметный человечек в национальном костюме с флейтой в руке. Темноволосый, остроглазый и молчаливый. Сразу вычисливший в толпе гостей Люкова и вонзивший в него жадный взгляд.
