Анна Богданова - Самая шикарная свадьба
Ехали довольно долго. Наконец машина затормозила, вскоре меня снова куда-то понесли (причем несли двое), несмазанная дверь скрипнула, меня бросили на что-то мягкое, развязали веревки, дверь снова заскрипела, потом я услышала, что кто-то закрывает замок снаружи – я же все это время пыталась скинуть с себя вонючий мешок из-под картошки. И когда мне наконец удалось это сделать, я увидела, что сижу на сене посреди не то сарая, не то коровника, не то свинарника. Сквозь щели досок данного строения слабо просачивался тусклый свет сегодняшнего пасмурного дня. В углу стоял круглый обшарпанный стол, на нем алюминиевая кружка с водой и миска, тоже алюминиевая, с горбушкой черного хлеба.
Я подошла к стене и посмотрела в щель: вдали виднелся лес, совсем неподалеку – метрах в десяти – неровный гнилой забор, напомнивший мне торчащие в разные стороны зубы нашей соседки Нонны Федоровны Поповой.
А справа от себя (в пределах гнилого забора) я узрела совершенно непонятное металлическое сооружение метра два с половиной в высоту, похожее на пирамиду, которую нередко можно увидеть на детских площадках.
Сколько я сидела в сарае – не знаю, потому что часов у меня не было (кажется, целую вечность), как ключ в замке щелкнул и в дверном проеме появилась до боли знакомая фигура.
– Постой у двери, – прошептала «фигура», и за ней кто-то закрыл дверь. – Ну вот, Машенька, наконец-то ты собралась и приехала к нам в гости!
«Фигура» подошла ближе, и я узнала Эльвиру Ананьевну с лошадиным, вытянутым лицом, маленькими птичьими, неморгающими глазками и перебитым, свернутым вправо носом. Только теперь на ее голове не было дерматиновой шапки с ушами и козырьком, из-за которого она зимой напомнила мне фрица. Не было видно сзади и сожженного неудачной химической завивкой длинного хвоста, торчащего помелом во все стороны – вдовица полностью сменила имидж. Она подстриглась, да опять неудачно – какими-то клочьями, местами серо-пегого, а местами ярко-апельсинового цвета. Я как увидела ее с этой авангардистской стрижкой, в стоптанных кедах сорок пятого размера (видимо, раньше они принадлежали Шурику), из которых торчали ножки-спички, обтянутые чулками «в резиночку» песочного цвета, в выцветшей ситцевой трехъярусной юбке времен Очаковских и покоренья Крыма и темно-синем школьном пиджаке Шурика последней четверти прошлого столетия, от лацкана которого она забыла отколоть пионерский значок, я напрочь забыла, что нахожусь в плену, и, захохотав, сказала:
– Эта модная стрижка вам очень даже к лицу.
– Тебе нравится, Машенька, да?! Это меня Шурочка подстригла и покрасила «перышками». А то, говорит, ты, мам, как хива ходишь!
Я снова залилась смехом, но потом вдруг опомнилась – нехорошо смеяться над человеком.
– Зачем вы меня похитили, Эльвира Ананьевна? Да еще и заперли в каком-то коровнике?! Что это за методы? Я на вас в суд подам за киднепинг!
– Манечка! Да что ты такое говоришь! Никто тебя не похищал! Мы тебя в гости к себе на машине привезли! А это никакой не сарай – это у нас отдельный домик для гостей! Ах, Машенька, знала б ты, как по тебе Шурик истосковался! Ведь ночи не спит, все только о тебе и говорит! – И тут вдовица бросилась мне на шею и стала расцеловывать в щеки. Меня тошнило от запаха тухлой селедки, которой она насквозь пропиталась, ужасно хотелось ее оттолкнуть, но как-то неприлично отталкивать женщину далеко постпенсионного возраста, схоронившую четверых мужей – оставалось задыхаться, но молчать. В конце концов я не выдержала:
– Ну, хватит, Эльвира Ананьевна! Что вы, в самом деле! Вы же меня задушите!
– Зови меня, Машенька, мамой! – трогательно проговорила она.
– Мама, отвезите меня домой!
– Зачем тебе домой, девочка моя? Тебе у нас не нравится? Скоро ужин тебе сюда принесу! Отдохнешь лучше, чем в санатории! – с огоньком сказала она и со скоростью света выбежала из свинарника.
Через час она явилась снова, принесла мне одеяло и подушку.
– Вот, Машенька, кроватка тебе, – с умилением проговорила «мама». – На сеновале-то, знаешь, как крепко спится! У вас-то в городе, поди, сеновалов нет.
– Эльвира Ананьевна, скажите мне прямо и честно, зачем вы идете на преступление? – со всей серьезностью спросила я. – Ведь еще не поздно все исправить.
– На какое преступление, доченька?! Мы к тебе со всей душой!
– Никакая я вам не доченька! – взорвалась я. – Говорите, зачем вы запихнули меня в грязный мешок из-под картошки и насильно приволокли сюда?
– Какой мешок? О чем ты говоришь? Это какое-то недоразумение. Я все выясню! Я приму меры! – грозно прокричала она и сахарным голоском добавила: – Сейчас ужин принесу.
– Стойте! – я успела схватить ее за подол трехъярусной юбки, не дав ей убежать.
– Что такое?
– Вы говорите, что я в гостях.
– Конечно! Как ты можешь сомневаться, Машенька! – укоризненно проговорила она.
– Я хочу пойти погулять, пустите меня во двор и покажите свой огород!
– Доченька, на улице что-то уж очень нехорошо, тучи сгустились, вот-вот дождь ливанет, – заявила она и снова убежала.
Минут через десять я отчетливо услышала за дверью следующий разговор.
– Внесешь ей тарелку, поставишь на стол, – говорила вдовица.
– Не хочу, – отвечал Шурик (я сразу узнала его голос – когда он говорил, мне всегда представлялся тупой-тупой бычок, которого подвели на веревочке к новым воротам, или этакий дурень, который обычно в русских народных сказках изрекал: «Не хочу учиться – хочу жениться», только Шурик, видимо, и жениться не желал).
– Что это значит, не хочу?! Не хочет он! А нефтяным магнатом ты стать хочешь?! – рассердилась «мама». – У Машки на участке богатейшие месторождения нефти! Станешь ее законным супругом – все приберем к рукам! Я что, зря стараюсь? Вон и нефтяная вышка уже готова, и бурильщиков наняла! Ты что, не хочешь в люди выбиться, олигархом стать?
Что за бред?! Какие могут быть месторождения нефти у нас на огороде?! Совсем ополоумела вдовица!
– Хочу, – твердо ответил Шурик.
Неужели они настолько глупы и верят, что в средней полосе России может быть нефть! И тут, вспомнив непонятное металлическое сооружение метра два с половиной высотой, похожее на пирамиду, стоящее во дворе, я поняла, что они действительно не сомневаются в наличии «черного золота» на нашем огороде. Это сооружение не что иное, как самодельная нефтяная вышка!
– Вот и слушай мать! – И она снова ласково заговорила: – Внесешь ее тарелку, поставишь на стол, потом подойдешь к ней и так нежно – ты меня слышишь? – нежно погладишь по головке, понял?
– Угу.
– Ну, иди, а то картошка совсем остыла. А я тут у двери постою, чтоб она, чего доброго, не сбежала.
