Елена Белкина - От любви до ненависти
Поэтому он налил себе только кофе и стал пить, расхаживая по комнате.
Катя стояла у стены и следила за ним глазами.
Потом молча взяла сумку и стала собирать вещи.
Аккуратно все сложила, а то, что купил ей Борис, так же аккуратно отложила в сторону.
— Возьми, — сказал ей Борис.
— Мне чужого не надо.
— Это твое.
— Подаришь кому-нибудь еще.
— Я не собираюсь никому дарить. Возьми, или выкину.
Он сгреб вещи в кучу, вышел на лоджию, открыл окно.
— Ты меня знаешь, я выкину. А внизу народ ходит, сразу схватят.
Она его не знала, но подумала: черт его разберет, возьмет и выкинет. Жалко. С паршивой овцы хоть шерсти клок…
— Ладно, — сказала. — Это в счет оплаты за услуги! Будь здоров, не кашляй! Нинке привет передавай и скажи, чтобы на глаза мне не попадалась!
И с этими загадочными словами она ушла.
Глава 5
А Нинка через день собралась уж было позвонить Борису, но тут явился База. Явился с седоватым человеком в длинном черном пальто, с черной папкой в руках. И костюм, когда он снял пальто, у него оказался черный.
Нинка быстро организовала ужин.
База с черным человеком закрылись на кухне, о чем-то негромко говорили. Долго.
Потом База вышел и сказал:
— Ну, я поехал, Нинок.
И стал одеваться.
Нинка спросила его в прихожей шепотом:
— А куда я этого дену? Постель-то одна.
— Зато большая, — ответил База.
— Значит, так?
— Именно.
— Ты меня разлюбил, да? — всхлипнула Нинка.
— Тю, дура! — удивился База. — А я тебя любил, что ли? Какая тебе еще любовь приснилась?
— Раньше ты меня никому не отдавал.
— Раньше — это раньше. А теперь — это теперь! — с ленивой наставительностью сказал База.
— А потом вообще по кругу пустишь?
— Надо будет — пущу. За деньги, которые я тебе плачу, ты, считай, ничего не делаешь. Отрабатывать надо, Нинок.
Полюбовавшись ее огорчением, он смягчился:
— Не бойся, по кругу не пущу. Пока. А этот человек — хороший человек. Интеллигентный, не то что я. Он мой гость, так что по закону гостеприимства… На днях загляну.
И ушел, а интеллигентный человек, не вступая с Нинкой в пространные беседы, велел дать чистое полотенце, принял душ, надел махровый халат Базы и вышел и сел в кресло, включив телевизор, выставив из-под халата тонкие черноволосатые ноги.
— Ты тоже вымойся пока, — сказал он Нинке.
— Я мытая. И мы разве знакомы, что вы меня на «ты» называете?
— Не понял. Сережа сказал, что проблем не будет.
— Какой Сережа? — Нинка настолько привыкла называть Базу по кличке и вслух и мысленно, что даже забыла его имя. Но конечно, тут же вспомнила. — А… Нет, проблем не будет. Но тыкать все равно не обязательно.
— Не надо фокусов, не люблю, — поморщился интеллигентный человек.
И, скинув халат, безобразно голый, тощий, по-хозяйски подошел к постели, откинул покрывало, разлегся.
— Мягко, тепло! — понежился он. — Ну, не канителься давай.
Нинка поняла, насколько она отвыкла от этого. Кажется, недавно почти без отвращения могла лечь с кем попало за деньги, но всего нескольких месяцев хватило, чтобы отвыкнуть. От плохого отвыкают, оказывается, так же быстро, как привыкают к хорошему. Положим, База — это не то хорошее, чего бы ей хотелось, но тут уж привычка в чистом виде, тут все на автомате.
Она равнодушно разделась.
— Постой, — сказал интеллигентный человек. — Дай присмотреться.
Присмотрелся. Сказал:
— Не совсем в моем вкусе. Грудь бы побольше. Ноги подлиннее. А вообще сойдет. Только учти, я не люблю, когда номер отрабатывают. Поэтому ничего не изображай мне. Вздохов и стонов не надо. (Будто Нинка собиралась!) Будешь делать, что я скажу. Иди сюда.
Нинка подошла.
— Ложись рядом. Не так, лицом ко мне.
Нинка исполнила.
— Вот сюда поцелуй меня. С засосиком.
Нинка поцеловала. С засосиком. Ей казалось, что его волосы у нее во рту останутся, хотелось сплюнуть.
— Теперь вот тут полижи, — указывал интеллигентный человек.
Нинка исполнила.
— Теперь вот тут, — продолжал он.
Нинка исполнила.
— Не торопись.
Нинка не торопилась.
— Теперь вот тут, — приказал он.
— Где?
— Вот тут! — показал он рукой.
Нинка, закрыв глаза, приблизилась лицом.
И почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Она крепилась — и не выдержала. Вскочила, побежала в туалет, и ее там вырвало.
Через несколько минут вернулась, утирая мокрый рот, села в кресло, закурила.
— В чем дело? — спросил интеллигентный человек.
— Сблевала.
— Ты пила, что ли?
— Нет. От тебя сблевала. Ты вонючий старый козел.
Нинка пошла на кухню, достала из холодильника бутылку водки, налила сразу полстакана и выпила, чтобы отбить во рту мерзкий привкус.
Вернулась.
— Ладно, Сережа. Спасибо, — сказал интеллигентный человек, как бы репетируя укоризненную речь, обращенную к Базе.
— Жаловаться будешь? — засмеялась Нинка. — Старый мальчик другу будет жаловаться, что ему девочка не дала! Ей, подлючке, платят, а она не дает! Да ты знаешь, сколько ты должен заплатить, чтобы у меня тошнота прошла?
— Сколько? — на полном серьезе спросил интеллигентный человек.
— Миллион долларов! — закричала Нинка. — Потому что с таким только за миллион и можно. Кто с тобой даром-то будет? С тобой даром кто-нибудь спал за последние шестьдесят лет, а?
— Мне пятьдесят четыре! — гордо сказал интеллигентный человек. — И у меня жена, между прочим, которая ради меня мужа бросила, потому что такого мужчины не встречала. Ясно тебе?
— Бывают люди, сыр с гнилью и плесенью едят, сама видела. У каждого свой вкус.
— Ладно, хватит болтать! — рассердился интеллигентный человек, не желая мириться с мыслью, что ему придется заснуть несолоно хлебавши. — Не хочешь ничего делать — черт с тобой, ложись давай, я сам все сделаю. Ты у меня заорешь сейчас от восторга.
— Я всю постель облюю.
Но легла.
И стала делать такие движения и говорить такие слова, которые любого гиганта секса сделали бы импотентом. Напрасно интеллигентный человек что-то пытался, пыхтел и кряжился над нею, в каждом изгибе ее тела, в каждом слове («Ну, миленький, маленький, стройненький, ля-ля-ля, лю-лю-лю, где же ты, я тебя жду, а тебя все нет!») была насмешка и издевка.
Изозлившись, интеллигентный человек врезал ей по щеке и спихнул ногой с постели:
— Будешь на полу спать!
А Нинка тому и рада.
На просторной кухне углом возле стола — лавка с мягкой обивкой. Она подставила под стол к этой лавке две табуретки, постелила свою шубу, выпила для сна еще полстакана водки и вскоре уснула.