Голод. Одержимые - Любовь Попова
— Ну что, гнида!? — шипел Макар в лицо Даниле, приставил огромный кусок стекла к его горлу. Сам он словно не чувствовал боли от пореза на ладони об острие. — Что мне с тобой сделать? Порезать как свинью прямо здесь или отправить к зэкам, чтобы твоя задница прочувствовала всю прелесть мужской любви. Отвечай!
— Прости…
— Не слышу! Передо мной не извиняйся. Перед Васей! Иди сюда.
Я шумно выдыхаю, откидываю шторку и смотрю, как по щекам Данила стекают слезы. А в глазах мольба. Жалко мне его? Пожалуй, нет. Но и смерти он не заслуживает.
— Прости меня, Василиса.
— Что ты мямлишь! Член во рту застрял? — рявкает Макар, царапая горло Даниле так, что побежала тоненькая струйка крови заливая и без того окровавленную рубашку.
— Прости меня, Василиса! — орет на грани истерики Данила и начинает совершенно не по-мужски рыдать. Большего унижения придумать и невозможно.
— Отпусти его…
— Ты с ума сошла?! — поднимает горящий бешенством взгляд Макар. — Он убил нашего ребенка.
— Он всего лишь сыграл на нашем недоверии друг к другу. Больше ничего. Теперь нет смысла ему мстить, с ним надо просто попрощаться.
— А если он…
— То ты его убьешь, — пожимаю я плечами и подхожу к Макару ближе, чувствуя обжигающий запах адреналина и злобы. Кладу ладонь на выпирающие мышцы руки, даря покой и ласку. — Отправь его из Москвы. Пусть живет своей жизнью, а мы будем жить своей. Вместе.
Взгляд Макара светлеет. Он переводит его то на меня, то на задыхающегося Данилу.
— Я хочу его убить.
— Понимаю… Правда, понимаю, но ты обещал больше не быть жестоким без острой необходимости. Не бери еще и это надушу. Прошу тебя… — шепчу ему уже на грани слышимости, поднимаюсь на цыпочки и касаюсь напряженной скулы, по которой двигаются желваки. Макар стоит недвижим, как статуя, почти минуту и только потом еле кивает. Отпускает стекло и отпихивает от себя Данилу на пол, тут же притягивая меня к себе за талию.
— Пошел вон! Чтобы в течении суток тебя не было в Москве, иначе следующая встреча наша состоится без Васи. Ясно?
— Да…
— Громче!
— Я все понял! — завыл Данила и еле поднявшись на ноги стал ковылять в сторону выхода, держась двумя руками за пораненную шею.
Дверь открывается и на пороге возникает Лёня с напарником.
Они кивают Макару и ждут возможности окончательно увести Данилу с наших глаз.
Я тянусь за объятием, крепче прижимаюсь к любимому в знак того, что теперь точно все закончилось, что теперь между нами нет недоверия и предательства.
Но тут… вдруг Макар дергается…
В ушах звенит от раздавшегося выстрела. Сердце почти замирает.
Резко отбегаю, и с облегчением выдыхаю. Макар в порядке, а вот… Данила уже на полу. Не двигается. Даже не дышит. И только пульсация раны в голове показывает, что еще пару секунд назад он был жив.
Быстро выхватываю взглядом пистолет в его руке и соображаю, что произошло.
Макар убил его, но только лишь потому, что Данил использовал последнюю попытку от меня избавиться. И здесь я винить любимого не могу. Он, как и любой мужчины, защищает свое. Порой ценой морали и голоса совести.
Макар бросает пистолет, берет меня за руку и ведет из комнаты, кидает на выходе последнее:
— Приберите здесь.
Эпилог. Макар
Сегодня не хочется работать.
Глаза слипаются от бесконечных цифр. На ум приходит все-таки согласиться с решением Васи и нанять грамотного финансиста. Ей я конечно, не скажу об этом, чтобы не подумала, что все ее советы я принимаю, как толчок к действию. Возомнит еще о себе, черт знает, что…
Откидываюсь в кресле, потираю глаза и смотрю в сторону полки, где в конверте лежат старые, как дерьмо мамонта, билеты на самолет в Арабские Эмираты.
Именно там мы планировали начать поиск маленькой девочки Алены, о которой так часто говорит Вася.
Вот только желание наше никак не соотнеслось с возможностями.
Открытие клуба, потом открытие экстрим-клуба Корзуна, потом свадьба Насти с ним же и многое, многое другое… Поездки по ночной Москве на байках, переезд в квартиру с бассейном, где мы впервые занимались сексом, ликвидация клуба «Голод», окончательное выяснение дел с ЦРУ и русским правительством.
Все это отняло два года, за которые желание не пропало, но стало бледной тенью того, каким оно было в начале.
Сегодня в нашу вторую годовщину свадьбы я хотел попробовать снова.
Найду финансиста и махнем путешествовать.
С той поездки после примирения нам так и не удалось никуда выбраться.
Друзья и работа занимали очень много сил и времени. А еще была учеба Васи. Диплом она должна получить вот-вот, и тогда нас точно ничего держать не будет.
Слышу, как открывается входная дверь, и закрываю ноут.
Достаю из тумбочки конверт с подарком — новыми билетами заграницу — и внимательно смотрю через всю комнату, как Вася стягивает ветровку, стряхивает с волос воду.
За окном, оказывается, дождь. Погода в Москве сменяется с поразительной регулярностью. Как и наши решения.
Напрягаюсь, когда вижу ее сосредоточенное выражение лица, поджатые губы, которые при виде меня тут же растягиваются в улыбке.
Что-то произошло.
— Вася…
Она вдруг замирает посередине комнаты, осматривает ее и возвращает взгляд ко мне, а потом…
Обалдела… Снесла все мысли, просто оглушила возбуждением.
Вася начинает расстегивать рубашку, пуговица за пуговицей, оголяя тонкую, нежную кожу, приоткрывая завесу давно разгаданной тайны.
Знает, чертовка, чем меня отвлечь. Только вот от чего?
Всегда любил
