Нестандартный ход 2. Реванш - De Ojos Verdes
Единственными часами счастья в собственном доме тогда были занятия на фортепиано с мамой, на которых каким-то чудом всё же настоял отец. А измученная таким раскладом, сознающая, что её ребенок слишком рано повзрослел, мама целовала ему руки в конце каждого урока и заглядывала в глаза с такой тоской, что сам Рома еле сдерживался, чтобы не заплакать с ней в унисон.
И чем взрослее он становился, тем яснее понимал мотивы своих домочадцев. Мама — была преданна мужу, не осмеливалась уйти с детьми, папа — был доволен, имея при себе любимую женщину и живя в комфортных условиях, ну, а бабушка в его, Ромином, лице компенсировала свою потерю. У неё «отняли» сына, она — сделала то же самое в своей интерпретации, заняв свято место внуком. Якобы из «любви» пытаясь сделать из него человека.
Только… как это ни назови, в какую форму ни облеки, а суть останется одна — психологическое насилие в чистом виде. В итоге изваявшее из Ромы подобие эмоционального инвалида с закоренелой убежденностью, что его чувства способны навредить родным людям.
Он знал, что мама, стремясь избежать таких последствий, не раз порывалась уйти, забрав детей, и что отец этого никак не допускал. Не оставлял ей выбора, манипулируя её привязанностью. Она поддавалась, а вскоре из-за скапливающихся внутри невысказанных обид начала часто болеть. Позже случилась онкология.
К тому времени Рома, возмужавший и окрепший, решил для себя, что пора прекращать давление в свой адрес, и сломал систему, в которой взрослые люди годами самоутверждались на детях. Отказавшись от всех благ, что сулили фамилия и семейное состояние, он ушел из дома и начал строить свою жизнь иначе. С низов карабкаясь к цели. Это был сложный и полный испытаний путь, и без выносливости и стойкости ничего не получилось бы. Иногда приходилось спать всего три часа в сутки, бывало и такое, что сон забывался на два-три дня. Но выбранный им самим расклад всяко было лучше, чем возвращение туда, где ему пытались диктовать, что делать.
Оскорбленная бабушка никак не могла простить ему ухода и самостоятельности. И лишь спустя долгие годы, когда Рома уже занимал почетную должность, имел связи и зарабатывал прилично, она снизошла до него и стала проявлять лояльность.
Мама же — с самого начала гордилась им, и в её глазах он всегда замечал проблески облегчения: сын не пошел в отца в этом вопросе, для него личная свобода оказалась дороже комфорта.
Когда ей поставили страшный диагноз, Рома не мог прийти в себя. На тот момент он учился в университете и параллельно работал, времени ни на что больше не хватало. Но парень умудрялся навещать её в тайне от всех, в любой клинике находя язык с медперсоналом, который в итоге ему не отказывал в ночных посещениях. Сидел рядом, держал за руку, вытирал слезы. И сходил с ума.
Проштудировал кучу литературы, пытался найти лазейки, известных докторов, творивших чудо в этой области — всё, что могло бы помочь. Пока не осознал — если человек сдался, ничего не получится. А она, видимо, действительно сдалась. И те несколько лет, что длилось лечение, просто мучилась.
В последний раз, когда Рома видел её, мама уже была совсем бесцветной и немощной. На неё было не просто больно смотреть — внутренности выворачивало от каждого взгляда. Она уже не говорила, почти не шевелилась и еле дышала. И это зрелище поистине было невыносимым.
Как всегда, он сидел рядом и молча разделял с ней страдания. Но что-то странное произошло в ту ночь накануне её смерти. Мама внезапно довольно проворно и твердо для умирающего человека схватила его ладонь, потянула к себе и… поцеловала, повергнув Рому в шок. А затем добила своими словами:
— Надеюсь, когда-нибудь в твоей жизни появится человек, который поможет тебе простить нас за всё, что мы с тобой сделали…
Наверное, истинную суть этой фразы мужчина стал понимать только сейчас. Хотя, казалось, никого не осуждал за своё детство. Принимая как должное. Не всем суждено пройти счастливые беззаботные дни.
Но. Была одна мысль, которая на протяжении прошедших пятнадцати лет не давала покоя: что, если бы за неё не делали выбора, если бы отец не был столь эгоистичным? Она могла бы сейчас быть живой и здоровой? Творящей, несущей красоту и радость в этот мир? Вдали от гниющего пороками семейства, кичащегося своим происхождением. От людей, подавляющих надменностью и высокомерием. Среда способна убить, если она не твоя.
— Я убежден, Элиза, — вернулся Разумовский в настоящее, с нежностью глядя на потрясенную его рассказом девушку. — Что никто не имеет права делать выбор за близкого человека. И никто не может спасти тебя от последствий собственных решений. На моих глазах умирала мама, ставшая жертвой чужого выбора. Да, можно возразить, будто это в конечном итоге — её выбор, но он ведь всё равно сделан под давлением. Безумно любящий молодой муж так и не смог отпустить её. Оставил при себе в среде, которая была привычна ему, но не ей. Живя столько лет в нездоровой обстановке, она, копя всё внутри, постепенно заработала букет заболеваний, впоследствии и добивших её в сорок лет. Тебе будет сложно понять, потому что ты, впрочем, как они с Лесей, жила в здоровой семье. Но, зная бабушку, ты хотя бы имеешь представление, каково это — находиться рядом с ней. Мой отец был эгоистом, а эгоизм рождается от недостатка любви. С такой-то матерью — не особо удивляет. Восполнить этот недостаток он пытался через жену, которую, думаю, любил по-настоящему, потому что до сих пор терзается виной. Он слишком поздно понял, что обрек её на такую участь своими поступками. Нельзя приковывать к себе человека, манипулируя его чувствами.
Мужчина всё же не сдержался и подался вперед, ухватив её за предплечье и приближая к себе. Теперь Элиза сидела в кольце его ног, а он сплел их руки, перебирая красивые тонкие пальцы. Девушка больше не сопротивлялась, она была погружена в свои размышления после услышанного.
— Когда я тебя увидел на том корпоративе, Покахонтас, я ожил. Как если бы через меня пустили тысячи разрядов, возвращая к жизни. Одно твое присутствие подействовало на меня вот так феерично. Я все эти годы не позволял даже самому себе признаться
