Старше - Дженнифер Хартманн
— Вот и все, — выдохнул он в мои приоткрытые губы. — Вот и все, Галлея.
Упав на меня, Рид обхватил рукой мою макушку, чтобы удерживать на месте, а потом зарылся лицом в мои волосы и дал себе волю.
Он жестко входил в меня, каждый толчок был сильнее, чем предыдущий, пока он приближался к оргазму.
— Ах… черт. — Он напрягся, яростно содрогаясь с хриплым стоном, его шея выгнулась назад, струи горячей спермы пульсировали в его члене и изливались внутрь меня. Удовольствие исказило его лицо и разжало челюсти, пока он стонал во время кульминации.
Все, что я могла сделать, — это прижаться к нему, пока мы приходили в себя, мои пальцы скользили по его гладким волосам, я прижималась щекой к его щеке.
Все было кончено.
Я не хотела, чтобы все было кончено.
Все произошло так быстро. А закончилось еще быстрее.
Капельки пота скатывались по его вискам и шее, когда он опустился на меня, все еще пульсирующий глубоко внутри и содрогающийся от последних толчков. Мы оба задыхались, и наше прерывистое дыхание было единственным саундтреком к моим мыслям, кружащимся вихрем в голове.
Мы занимались сексом.
В его квартире.
На его тренировочном коврике.
Эмоции бурлили, пока мы лежали в тишине, сплетенные друг с другом и полностью обнаженные. Вокруг нас витал аромат секса, пота и резины, а над нами мерцал одинокий светильник, тусклым прожектором освещая наше преступление.
Я была липкой, удовлетворенной… и грустной.
Не желая быть девушкой, которая рыдает после умопомрачительного секса, я подавила подступившие слезы и отвернулась от него.
Но он потянулся ко мне, накрыл мою щеку своей ладонью и заставил наши глаза встретиться. Большой палец провел по моей скуле, его взгляд светился нежностью.
Извинениями.
— Рид. — Мои глаза наполнились непрошеными слезами, и я рвано вздохнула. — Скажи мне, что это что-то меняет.
Я должна была знать.
Я должна была знать, что у нас есть надежда. Это не было спонтанным порывом, слабостью или ошибкой в суждениях. В этом что-то было. Что-то сильное.
Жизнь, которую стоит прожить.
И все же я уже знала, что он скажет.
Мне очень жаль.
Мы не должны были этого делать.
Ничего не изменится.
Рид закрыл глаза, но мне не нужно было смотреть в них, чтобы понять его. Несмотря на то что он все еще был твердым внутри меня, все еще гладил мою щеку и водил большим пальцем по скуле, ответ заключался в том, что он промолчал.
Мои ноги обреченно скользнули по его спине, бедрам, икрам, пока не упали на коврик, все мое тело смирилось с поражением, а надежды уменьшились до хрупких угольков.
Я боролась со слезами. Я боролась с гневом.
Мне нужно было уйти.
— Встань с меня. — Тихо прохрипела я. — Пожалуйста.
Его глаза распахнулись. В них светились обещания, которые он хотел дать, но не мог выполнить. Волшебные сказки, которые он хотел превратить в наше «долго и счастливо».
Боль, настолько острая, что на нее было больно смотреть.
Но он подчинился моим желаниям и отстранился от меня, а я прикрыла грудь обеими руками, оглядываясь по сторонам в поисках разбросанной одежды, мои бедра были влажными от только что испытанного удовольствия. Я не могла встретиться с ним взглядом, пока он натягивал свои боксеры, поднимал с пола мое платье и нижнее белье и протягивал их мне.
Я села и натянула платье через голову, затем кружево на ноги и продолжала молчать. Рид расхаживал по гостиной, запустив руки в волосы, и казался размытом пятном в моем нечетком зрении.
Когда я оделась — молния была застегнута, а мечты развеяны, — я подошла к своим покрытым царапинами туфлям на каблуках. Моя кожа была розовой и покрытой засосами. Между ног и ребер пульсировала боль — едва уловимое напоминание о том, что мы были слишком глупы, чтобы сопротивляться, и слишком слабы, чтобы продолжать. Мы даже не предохранялись, но я была слишком ошеломлена таким поворотом событий, чтобы поднимать эту тему.
Мне просто нужно было уйти.
Измученная, я схватила сумочку и фотоаппарат, пригладила растрепавшиеся волосы и потянулась к дверной ручке.
Рид окликнул меня, его голос дрогнул на моем имени.
— Галлея, подожди.
Если бы я открыла рот, то расплакалась бы, а я не хотела этого делать. Я не плакала даже после секса с безымянными и безликими мужчинами, после того как они несколько раз кончали в меня и уходили, оставляя без удовольствия и без сил. А все потому, что я ничего не чувствовала.
— Я не могу остаться, — сказала я.
— Куда ты идешь?
Он не ожидал, что я уйду. У меня не было ни машины, чтобы уехать, ни кроссовок, чтобы убежать. Ничего, кроме адреналина и боли, не подстегивало меня к побегу.
— Домой.
Я отперла дверь и выбежала в коридор, а затем через главный вход. Влажная ночь и полумесяц направляли меня все четыре мили до дома Тары. Сбросив каблуки, я босиком шла по тротуару, а горячие слезы обжигали глаза, затуманивая зрение. Я бежала. В мои подошвы впивались камни, а легкие были наполнены стеклом. Я все еще чувствовала его тело, прижатое к моему, чувствовала его между ног, чувствовала его язык на своей плоти, впечатывающий в меня его сущность. Я никогда не смогу стереть его со своей кожи.
Я бежала всю дорогу до дома, пока не споткнулась на переднем дворе и не упала на колени, задыхаясь, потеряв надежду, сжимая пальцами траву.
Все внутри меня болело и кровоточило.
Слезы хлынули из моих глаз, оставляя следы опустошения на щеках.
Я упала на землю и молила ее похоронить меня.
Одно я знала точно — я больше не была бесчувственной.
И как же мне хотелось, чтобы это было так.
ГЛАВА 23
Таре исполнилось восемнадцать лет за день до окончания школы.
Голубая вода искрилась передо мной, я смотрела на покрытую рябью поверхность и на береговую линию, усыпанную друзьями Тары, отмечавшими ее день рождения пляжной вечеринкой в тропическом стиле. Песня «Fly» группы «Sugar Ray» смешивалась с громким смехом, четыре девушки перебрасывали друг другу волейбольный мяч, и одна из них нырнула в озеро, чтобы достать его после того, как он отлетел в сторону.
Грустная улыбка тронула мои губы. Я сидела в одиночестве, наблюдая, как другие веселятся, и потягивала вишневую колу, пока моя кожа сгорала под безоблачным небом.
