Любовный эксперимент - Рози Данан
Женщина в возрасте, которую она никогда прежде не видела, подняла руку:
– Вы говорите так, будто, если хорошо постараться, то у каждого из нас может случиться отличный секс, я правильно понимаю?
– Да, – сказала Наоми, получив в ответ улыбку с ямочками. – Абсолютно так. Не буду врать, иногда приходится попотеть. Но секс может быть все так же хорош, даже если у вас уйдут часы на то, чтобы кончить. Не исключено, что вы заплачете после него или даже посреди процесса. Хотите – верьте, хотите – нет, но мне доподлинно известно, что секс может быть отличным даже после того, как по вашей вине партнер получил в нос.
Досадная случайность.
– Существует множество способов сблизиться с другим человеком. И со временем потребности будут меняться. Одна из причин, почему секс считается достойным занятием, в том, что каждый раз он все больше удивляет.
Внезапно в дверь аудитории врезалось что-то тяжелое. Словно человек всем своим весом приложился к дереву.
– Какого черта?
Наоми оказалась в проходе раньше, чем кто-либо успел отреагировать, и распахнула дверь настежь, чтобы выяснить причину.
Дыхание застряло комом в горле, и она отступила назад.
О нет. Только не это.
* * *Чувство стыда окатило ее, как жгучее дыхание. Увиденное в коридоре поразило ее. Сначала в глаза бросились постеры с кадрами из ее фильмов и кричащие лозунги. Затем – листовки, разбросанные по полу, точно осколки разбитого стекла: уголки были оборваны, словно их вырвали из чьих-то рук. Ей пришлось согнуться в коленях и повернуть голову, чтобы суметь разобрать фото, на котором голова Итана была приделана с помощью фотошопа к телу Джоша и напоминала пародию на Франкенштейна. Наоми закрыла глаза, сделала шаг назад и уперлась в стену.
Искаженные гневом лица обратились к ней, протестующие выкрикивали проклятья.
Слова слились воедино, обрушиваясь на ее голову, такие же безжалостные, как и удары, которые она получала на тренировках.
Когда Наоми впервые решила начать сниматься во взрослых фильмах, она провела упражнение. Запершись в своей комнате, записывала каждое слово, приходившее на ум, когда думала об унижении женщин и работников секс-индустрии. Трясущейся рукой она выводила буквы, тщательно, одна за другой, пока клочки бумаги не усеяли весь ковер. Когда она закончила, их было около сотни. Каждое слово грубее предыдущего.
Эти слова были способны оставить в теле жертвы осколок шрапнели. У этих слов были зазубрины. Наоми заставила себя смотреть на них, пока зрение не затуманилось. Если она не выдержит этого, находясь одна в своей комнате, то никогда не сможет выжить. Наоми читала клевету, проклятия и ярлыки один за другим. Она позволила им проникнуть под кожу, проявить свою силу. Стало легче после того, как она представила себя специалистом по ядам, который испытывает себя на уязвимость, позволяя оскорблениям загрязнить тело и разум, пока не выработается сопротивление. Ее план по перевоспитанию себя требовал именно такого рода иммунитета.
Потребовалась целая неделя, чтобы она сумела произнести некоторые слова вслух, не ощущая тошнотворного привкуса. В первые два вечера ее на самом деле рвало. И причина была не в значении слов, а в воспоминаниях, которые те вызывали.
Наоми мысленно перенеслась в другой коридор. Тогда толпа была помоложе, и забот у тех людей было меньше. Ее накрыло поразительное осознание того, что жизнь в привычной ей форме закончилась, стерлась с лица земли или, скорее, запачкалась всего одной ночью.
Слово «шлюха» было явным фаворитом в то время. Однажды, много лет спустя, она с улыбкой задумалась, была ли причина в грубом «ха» на конце. В удовлетворении, которое испытываешь, когда зубы размыкаются в конце слова. Она даже подумывала вытатуировать его на теле, чтобы, когда в следующий раз кто-то назовет ее шлюхой, то она просто сверкнет своим запястьем или плечом и ответит: «В точку!».
Но в итоге ее остановило одно старое правило. Левит. Нельзя быть похороненным рядом со своей еврейской семьей, если на коже есть чернила. К тому моменту перед ней уже закрылось достаточно дверей, и она не собиралась добавлять еще одну, просто для того чтобы доказать свою точку зрения.
Какой же дурой она была, когда думала, что им с Итаном все сойдет с рук, если они просто сойдутся. Лекции, непринужденное одобрение молодых членов общины, их отвага и восторг – все это взрастило в ней благодушие и уверенность в себе.
– Вам бы постыдиться! – крикнул ей пожилой мужчина, протолкнувшись вперед и оказавшись прямо напротив нее.
Но мгновение спустя перед ней уже был Итан, встав между ней и толпой, что собралась за пределами стен аудитории, и загородив ее своим телом. Этого было достаточно, чтобы она наконец смогла понять, что происходит. Протестующие. Новостные группы. Встревоженные члены ЕОЦ, выбежавшие с занятий по зумбе и бочче, чтобы разобраться в происходящем.
– Как вы смеете говорить о стыде?! – возмутился Итан, ярость накатывала на него волнами. – В мире столько несправедливости, столько страданий, а вы приходите именно сюда, чтобы накричать на людей, чья деятельность вам неведома и совершенно вас не касается, находясь при этом в шаге от места, где играют дети!
– Простите, ребе Коэн. – Невысокая женщина с кудрявыми волосами коснулась его руки. – Я пыталась удержать их снаружи, но они не слушали. – Наоми поняла, что это директор ЕОЦ. – Я вызвала охрану. Она уже в пути.
Итан повернулся так, что его тело полностью закрыло Наоми.
– Я хочу увести тебя отсюда, – сказал он и наклонился ближе, словно хотел шепнуть ей что-то на ухо. Затем, отстранившись, он взглянул на нее. Его челюсть была напряжена, отчего очертания лица превратились в нечто твердое и неприступное, как камень. – А чего хочешь ты?
Чего она хочет? Ей хотелось сесть на пол и прислониться спиной к холодной бетонной стене. Хотелось обхватить ноги руками и опустить голову, чтобы ничего не видеть. Притвориться, что все происходящее – просто ночной кошмар. Страшный, но мимолетный. За последние десять лет она видела много подобных, и все они были так похожи один на другой, что утратили всякое влияние на нее.
Но Наоми не стала говорить ничего из этого.
– Я хочу закончить семинар. – Мимолетным, но нежным
