Наталья Нестерова - Ищите кота (сборник)
— Татьяна Владимировна, — заглянул в кабинет Петя Сомов. — Больная Журавлева в перевязочной.
«А я туда ее приглашала?» — чуть не вырвалось у Тани.
Приглашений не требовалось. Каждого поступившего больного хирурги осматривали в перевязочной.
Они вошли туда по очереди, Таня, натянув маску, первой. Коллеги последовали ее примеру и закрыли лица масками.
Татьяна быстро, скороговоркой представила Журавлевой докторов:
— Петр Александрович Сомов, хирург, ваш лечащий врач, Вероника Алексеевна, хирург, Людмила Сергеевна, ординатор. Со мной вы уже знакомы. Мы вас слушаем.
Коллеги переглянулись. Обычно Татьяна говорила теплее, подбадривала: «Расскажите, как вам повезло захватить опухоль на ранней стадии?»
Журавлева говорила как по писаному, заученно. Наверное, не раз произносила эту речь перед родными и подругами. Раковые больные либо скрывают свой диагноз, либо посвящают в свои проблемы весь белый свет. Журавлева рассказывала, как маммография выявила образование, как сделали пункцию и анализ показал наличие раковых клеток. Она не могла поверить.
«Никто не верит до последнего», — подумала Таня.
Потом посыпались фамилии и звания специалистов, у которых консультировалась Журавлева. Во мнениях расхождения не было — только операция и последующее лечение. Встал вопрос — у кого оперироваться? Журавлева уже дошла до главного онколога столицы.
«Сейчас скажет про сиськи», — подумала Таня.
И Журавлева повторила комплимент Перепелкина и посмотрела на Таню с робостью и сомнением одновременно: вы такая умелая, как говорят?
По тому, как прищурились глаза Таниных коллег, можно было догадаться, что они польщенно улыбаются: знай нашего шефа!
— В клиниках, где вы консультировались, — сказала Таня, — есть высококлассные специалисты, которые оперируют не хуже, если не лучше меня.
«Почему бы тебе там не остаться?»
— Скромничаете? — спросила Журавлева с тем же изучающе-просительным выражением глаз.
— Отнюдь, — честно ответила Таня.
На ее микрохирургической операции как-то присутствовал американский коллега. Американец был слишком восторженным, он сказал Перепелкину: «У вас богиня стоит возле операционного стола». Перепелкин — слишком впечатлительный — записал Таню в суперспециалисты. При этом ни Перепелкин, ни главврач не предложили ей место более почетное, денежное. Впрочем, это говорит скорее об их прозорливости. Таня терпеть не могла руководить, административные заботы нагоняли на нее тоску. Ей и десятка подчиненных было много. В идеале Таня хотела бы работать просто хирургом: больной — операция — выхаживание. И никакой головной боли с выстраиванием служебных отношений, с обеспечением отделения всем необходимым, никакого просиживания на совещаниях. А зарплата, понятно, достойная, как у западных коллег. Но таких вариантов в отечественной медицине не предусмотрено.
— Раздевайтесь, — сказала Таня Журавлевой и, когда та оголилась до пояса, сделала приглашающий жест Сомову: — Петр Александрович!
После Сомова больную осмотрели Вероника и ординаторша Люся, хотя обычно первой это делала Таня. Она не хотела прикасаться к Журавлевой, но коллеги смотрели удивленно. Они решили, что дурное настроение заведующей связано со взбучкой, которую Татьяна Владимировна получила от главного. Интересно, за что?
Таня тщательно вымыла руки, вытерла полотенцем. «Это только пациентка, — уговаривала она себя. — Какая тебе разница, кому принадлежат данные сиси?»
И на какой-то момент Татьяна, прощупывая пальцами молочные железы женщины, забыла, кто перед ней находится. Задала несколько вопросов, уточнила ответы.
Может, и получилось бы растворить ненависть, заменить ее профессиональным интересом, если бы Журавлева не вздумала острить:
— Меня за всю жизнь столько не лапали, как в последний месяц.
В этих стенах произносились фразы много циничнее, острее и фривольнее. Но слова Журавлевой почему-то подействовали на Татьяну как холодный душ: «Я тебя, гадина, лапаю?»
— Одевайтесь, — сказала Таня. — О подготовке к операции вам расскажет Петр Александрович. Всего доброго! — И повернулась к коллегам: — Начинаем перевязки. Людмила Сергеевна, пригласите, пожалуйста, Филиппову из первой палаты.
Перевязки закончились к обеду. Загрохотали тележки с большими кастрюлями, запахло кухней, из соседнего гинекологического отделения раздался зычный голос буфетчицы тети Дуси. Поступали и выписывались пациенты, но, сколько себя помнит в этой клинике Таня, час обеда, как гонгом, отбивался тетей Дусей.
— Девушки-красавицы, — кричала она в коридоре, — комсомолки, отличницы ходячие! Выходи за кормежкой!
Больничную еду не жаловало большинство больных, две трети содержимого кастрюль уходило в помои. Танина бабушка, пережившая военный голод, пришла бы в ужас, увидев, сколько продуктов идет в отвал. Тане рассказывали, возможно, привирали, что в столовой одной из больниц висел плакат: «Не солите еду! Соль — яд для свиней!» Объяснялось просто: главный повар сбывал объедки на близлежащую свиноферму.
В Танином отделении питанием медперсонала, как и прочими хозяйственными делами, руководила Ира. Она получала деньги из специального «фонда», созданного на «пожертвования» благодарных больных, готовила дома, каждый день ехала на работу с судочками и плошками.
Во время обеда Петя травил анекдоты, над которыми ординаторша Люся смеялась с чрезмерным усердием. Коллегам хотелось узнать, почему главный вызывал Татьяну Владимировну, за что фитиля вставил. Вопросов они не задавали, вопросы были написаны у них на лицах. Но Таня не стала ничего говорить. Сделала выговор Люсе за то, что истории болезней не заполнены, выписки не подготовлены. Давно, и не только в Танином отделении, сложилось так, что на ординаторов спихивали большую часть писанины.
Ирина после обеда ушла к старшей сестре по больнице получать медикаменты, заявился инспектор противопожарной охраны, сказал, что в пятницу состоится инструктаж, на котором присутствие всех сотрудников, включая медсестер, которые не на дежурстве, обязательно. Вот приказ главврача.
— Но позвольте! — возмутилась Таня. — Как это всего отделения? А кто будет с больными? Кроме того, пятница — операционный день. Прикажете операции отменять?
— В пятницу у вас операционный, в четверг у аборминальных, в среду у тракальных, под всех не подстроишься.
Он так выражался: называл абдоминальных хирургов аборминальными, а отделение торакальной хирургии — тракальным. Про инспектора ходили байки, очень схожие с теми, что рассказывают про преподавателей военных кафедр в университетах.
