Дебора Смит - Тень моей любви
– Я в дом, – сказала я. – Становлюсь живым барометром: вся в мурашках и колено болит.
Зазвенел телефон, я прохромала к нему. Звонил папа сообщить нам сводку погоды и поторопить с возвращением на ферму.
– Где Мэттью и Твит? – спросил Роан с тревогой.
– Они с Джошем, он повез их и Аманду на завтрак в клуб.
Лицо Роана стало жестким, он отвернулся.
– С нами все в порядке, – сказала я родителям и быстро попрощалась с ними, прервав поток их возражений. Я ходила за Ровном как привязанная.
– Боишься? – ухмыльнулся он.
– Не больше обычного.
Роан притянул меня к себе. Мы обнялись в надвигающейся темноте. Не знаю, сколько прошло времени: утренний свет сменился сумерками с желтоватым оттенком, резко выделив ставшую неожиданно яркой единственную розу на вновь посаженных кустах.
Небо на востоке как будто сбилось в масло. Поднялся резкий ветер, сорванные с ив листья понесло по двору. Поверхность озера покрывалась белыми пузырями.
– Роан! – взволнованно сказала я. – Это не обычная гроза – похоже, идет торнадо.
Он выпрямился, прислушался к шуму ветра, лицо его напряглось.
– Иди в дом, – сказал он, – я посмотрю.
Я поежилась от струи холодного воздуха.
– Посмотришь что? Будешь бороться со стихией голыми руками?
Он отпустил меня и вышел во двор. На него налетел ветер, он покачнулся. Я прислонилась к столбу веранды.
– Иди в дом, – снова сказал он. От дуба отломилась ветка, ударила его в грудь и опрокинула на землю. Я скатилась с лестницы и подползла к нему.
Вдвоем мы кое-как добрались до дома. Обхватив меня за талию, он отнес меня к двери между спальней и кухней. Я старалась защитить руками его голову, он мою.
Ветер завыл. Я в жизни не слышала ничего подобного. В окно спальни ударил сук, рама затрещала. Занавески вздыбились белыми флагами, что-то скрежетало, слышались глухие удары, но все заглушал дикий, почти невыносимый вой ветра. Я встретилась глазами с Ровном и начала считать вслух, как будто это могло предотвратить опасность.
– Что ты делаешь? – крикнул он.
– Я верю в нумерологию, – закричала я в ответ. Через разбитое окно в комнату хлестал дождь, но ветер постепенно стал стихать. Свет стал ярче. Уцепившись за дверную раму, я попыталась встать.
– Нужно позвонить домой, узнать…
Роан побежал в гостиную. Дрожа, я подтащила себя к двери: весь пол спальни и кровать были усыпаны осколками стекла.
Мы почти час говорили по телефону, мама и папа передавали информацию. У Ариетты снесло крышу гаража, у дяди Уинстона на плантации переломало и вырвало с корнем около акра рождественских елок. У Хопа разнесло в щепки ангар для баркаса и сам баркас. В сущности, ничего страшного не случилось.
Джош жив-здоров. С Мэттью, Твит и Амандой все тоже было в порядке.
Совершенно измученные, мы, наконец, вышли во двор. Дождь еще накрапывал, от земли и озера поднимался теплый туман. В конце двора в лесу прорубило просеку, казалось, что там прошла гигантская сенокосилка. Я почувствовала, как рука Роана сжимает мою. Зловещая тропа исчезала на гребне горы в направлении Пустоши.
* * *Проезжая по разбросанным по гравию сломанным веткам деревьев, Роан замедлил ход.
Меня чуть не вывернуло, когда я увидела всю картину разрухи. Двадцатилетние сосны и кедры были выломаны с корнем, а весь закопанный хлам и захороненные руины полусожженного прицепа и грузовика Большого Роана вынесло на поверхность.
Это было оскверненное кладбище с выброшенными наружу костями и раскрытыми гробами. Поваленные деревья, спутанные в клубок лозы плюща, разбросанные в беспорядке свидетельства былого – сгнившие жестянки, проржавевший корпус стиральной машины, грязные клочья и куски непонятно чего. Какой-то предмет, напоминавший по форме пончик, бесстыдно свешивался с расщепленного ствола сосны, извергая из себя потоки грязной воды.
– Это шина, полусгнившая, – сказал Роан. Я не могла дышать, не могла говорить. Я посмотрела на Роана, ужас на его лице разбивал мне сердце. Его детство, его позор и стыд оказались вновь извлеченными из земли и выставленными на всеобщее обозрение.
Я положила ладонь на его руку.
– Это ужасно. Не надо оставаться здесь, поедем, – умоляла я.
Его глаза не отрывались от развороченных развалин, руки так сжимали руль, что костяшки пальцев стали бледно-голубыми. Он выключил мотор, открыл дверь и вышел.
– Нет, – поспешно сказала я, ухватив его за рукав рубашки. Он освободил руку и стал спускаться по склону, отбрасывая ногой мусор, перешагивая через стволы сломанных деревьев.
– Сиди в машине, – крикнул он мне. – Не ходи за мной.
Я все же попыталась выбраться, держась одной рукой за дверцу, которую он оставил открытой, другой искала на заднем сиденье свою трость.
– Я всегда была частью этого. Если ты сейчас будешь без меня, то это навсегда. Подожди. Кто-то едет.
Слышишь? Машина.
Это был Мэттью. Он остановил грузовик, выпрыгнул из кабины и, жмурясь, посмотрел на Роана.
– Я знал, что ты проявишь чертовское упрямство и не пожелаешь нормально укрыться от торнадо. Я не нашел тебя в “Десяти прыжках”, поэтому я… Что ты, черт возьми, здесь делаешь?
– Забери его, Мэттью, – приказала я. – Забери его отсюда!
Мэттью колебался, удивленно переводя взгляд с Роана на меня.
– Что это? Что здесь такое?
– Здесь я, – сказал Роан бесцветным голосом. – То, чем я был. То, чем я всегда буду для Мэлони. Тебе этого не понять.
– Что? Что ты сказал? – Мэттью наклонился и что-то поднял с земли, затем выпрямился, держа в руках ржавую грязную втулку. Он некоторое время, нахмурившись, рассматривал ее, затем бросил ив упор уставился на Роана.
– Что бы это ни было, скажи мне. Не может же это быть так ужасно.
Он спустился по склону.
Роан шагнул вперед.
– Вы оба – оставайтесь на месте.
Мэттью остановился, удивленный этим гневным предупреждением. Затем, сжав зубы, пошел дальше, спотыкаясь о ветки и сердито выпутываясь из забрызганного грязью плюща.
– И что же ты собираешься делать? Как вчера, будешь махать кулаками? Ну давай! Покажи мне, кто ты есть на самом деле.
Роан ухватил его за рубашку и как следует тряхнул.
Я закричала:
– Роан, не смей!
Мэттью, потеряв равновесие, упал на кучу веток. Роан наклонился над ним, все еще держа его за рубашку. Мэттью, окаменев, не сводил с него глаз.
– Здесь. Вот здесь я вырос, – сказал Роан. – В этой помойке. Клер однажды пришла сюда за помощью – мы были еще детьми. Здесь был мой старик. Он попытался изнасиловать ее. И, когда я добрался сюда…
– Роан! – закричала я в отчаянии. Голова Роана опустилась. Он сделал глубокий вдох, затем жестко посмотрел на Мэттью.
– Я убил его!
Глава 19
Мы втроем сидели на промокшем набитом травой матрасе у дороги на Пустошь. Я – в середине. Роан смотрел прямо перед собой. Мэттью положил голову на руки, опираясь локтями о колени.
Из слов Роана вставала картина прошлого, сами собой возникали ответы на вопросы “как”, “почему”. Неприкрашенный портрет детства Роана, проведенного под знаком насилия и жестокости его отца. Я слушала Роана, и меня охватывал озноб.
Я старалась объяснить Мэттью, почему наша семья отправила Роана в приют. Как вышло, что я мало-помалу научилась жить без Роана. И почему он должен простить всех за это. Ошибки и позор – трудный урок для обретения достоинства, которое держит семьи вместе, делая их одновременно щедрыми и беспощадными, приютом и крепостью.
Мэттью ничего не говорил, лишь ошеломленно слушал.
Мы с Ровном обменялись взглядами, полными отчаяния. Он подобрал с земли клок старого, времен королевы Анны, кружева и гладил крошечные белые цветочки. “Господи, это-то здесь откуда? – подумала я. – И не сгнило и даже как будто не испачкалось”.
– Я убил его, – повторил Роан устало. – Убил своего старика. За то, что он сделал с Клер, я убил бы его еще раз, сукиного сына. А все, что было потом, от того, что доверие исчезло. Если бы я остался в приюте, у меня был бы шанс вернуться. Они совершили ошибку. Я совершил ошибку. Людям вообще свойственно совершать ошибки. И чем меньше доверия, тем их больше. И толще стена лжи.
Я сидела, прикусив язык, стараясь сдержаться и дать им самим уладить все, но мне ужасно хотелось потрясти Мэттью, чтобы он понимал все побыстрее. Роан сжал в руке тряпку и отбросил ее прочь.
– Давай поговорим напрямую. Клер и я были двадцать лет лишены друг друга. Я даже не мог быть с ней этой весной, этой трудной весной. Вот цена, которую мы заплатили. Двадцать лет без нее – это единственное, что я хотел бы изменить. Я никогда не позволю снова случиться подобному. Я привез тебя домой. У тебя теперь есть семья. Ты мне ничего не должен. Теперь ты знаешь обо мне правду. Я понимаю, что значит для тебя эта семья. Именем Мэлони, черт возьми, можно гордиться. Не то что именем Салливан.
