Ольга Егорова - Волчья ягода

Узкая тропинка спускалась вниз, к Волге. Арсений помчался по этой тропинке почти бегом. Оказавшись на берегу, разделся и нырнул в холодную июньскую воду. Широко взмахивая руками, быстро отплыл от берега, чувствуя, как от энергичных движений согревается в воде тело, как начинает гулко стучать сердце, которое еще несколько минут назад, казалось, остановилось совсем и навсегда.

Он уплывал все дальше и дальше, стараясь полностью сосредоточиться на движениях и на дыхании, израсходовать как можно больше сил. Шумно вдыхал воздух и с каждым вдохом чувствовал, как в глубине души крепнет и разрастается настоящая, неистовая, почти сумасшедшая радость.

Надо же, он-то думал, что теперь их будет трое.

А оказалось – их будет четверо.

Настоящая большая семья.

И если родится дочка, она непременно будет похожей на Майю. И будет у нее точно такая же, густая и длинная, черная коса-змеюка.

Тихонько приоткрыв дверь, Майя на минуту застыла, прислушиваясь к звукам.

Федор, по всей видимости, еще спал, потому что никак не прореагировал на легкий скрип несмазанных петель. Осторожно разувшись, она прошла в комнату и опустилась на деревянную табуретку возле кровати. Поправила сползшее набок одеяло и улыбнулась, заметив, как Федька что-то недовольно пробурчал во сне.

И как теперь у них все сложится, интересно? И сложится ли?

Вот ведь угораздило влюбиться. Наверное, надо было держать себя в руках. Не поддаваться на провокации глупого сердца, которое готово было разлететься на мелкие осколки от этой любви.

Хотя что об этом рассуждать – поздно уже, влюбилась.

Причем влюбилась так, что даже страшно самой.

И этот страх гложет изнутри, и так жаль, что нельзя повернуть время вспять, изменить то, что изменить невозможно…

Поймет ли? Примет ли он ее? А если нет? Как жить-то дальше она будет?

– Господи, – прошептала она, – Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы он понял. Чтобы он принял. Потому что я ведь не смогу без него теперь. Ни дня не смогу без него…

Предчувствия были нехорошими. Еще вчера, там, в лесу, сходя с ума от его поцелуев, она вдруг поняла, что все будет совсем не так просто, как хотелось бы. Что-то должно было случиться. Что-то такое, что от них двоих совсем не зависит.

Судьба…

– Я не хочу такую судьбу, – снова прошептала она, сдерживая слезы. – Я хочу другую, счастливую. Я много глупостей наделала в жизни, знаю. Только ведь уже ничего не изменишь. Ничего не исправишь. А без него мне жить – как без воздуха. Разве смогу я без воздуха?..

– Майя, – раздался сонный голос Федора.

Она вздрогнула от испуга. Забыла совсем за своими горькими думами, что рядом с ней кто-то есть.

– Майя, ты что – плачешь?

– Нет. – Она улыбнулась и смахнула слезинку. – Соринка в глаз попала, вот и потекли слезы.

– Соринка? Дай я посмотрю.

– Ну посмотри. Только ты не увидишь, здесь темно.

Федор сел в кровати, приблизил лицо и уставился на нее, сосредоточенно изучая глаза. Хлопал черными ресницами, шевелил губами и казался ужасно смешным.

Она и его, Федьку, полюбить успела за это время. Так сильно успела полюбить, что и без него, наверное, почти как без воздуха…

– Да нет у тебя там никакой соринки! – нахмурился Федор, закончив «осмотр». – И не было!

– Не было? Откуда ты знаешь, что не было?

– Потому что вы, взрослые, все время так говорите, когда плачете. Что вам соринка в глаз попала.

– Интересно, – усмехнулась Майя, чувствуя, как сжимается сердце от нежности к такому опытному в жизненных делах Федьке. – И кто же из взрослых тебе говорил про соринку, когда плакал?

– Ну… – Федор смешно наморщил лоб. – Учительница в школе один раз плакала и говорила про соринку. Потом еще бабушка говорила про соринку, когда мама от нас ушла… Май, ты не плачь, ладно?

– Постараюсь, – пообещала она, и в ту же секунду по щеке потекла новая слеза.

– Ну вот. И верь после этого твоим обещаниям, – нахмурился Федор. Помолчал немного и сказал: – А я знаю, почему ты плачешь.

– Знаешь? – улыбнулась Майя. – Почему же?

– Из-за меня, – серьезно ответил он, отводя взгляд в сторону. – Из-за того, что я папе не разрешаю на тебе… жениться.

– Вот как? А я и не знала, что ты…

– Да нет. – Федор не дал ей договорить. – Ты не думай. Это я сначала… Тогда ты еще была нам чужая. А теперь… Теперь я разрешаю. Пожалуйста, женитесь, если хотите… Я совсем даже не против…

Он так смешно наморщил нос и выглядел таким серьезным и важным, что невозможно было удержаться и не всхлипнуть. Она всхлипнула, снова вытерла слезы и даже не смогла вымолвить ни слова в ответ. Просто сидела и смотрела на Федьку мокрыми от слез глазами и думала, что, может быть, и его тоже она скоро потеряет.

– Спасибо тебе, добрый Федька, – наконец сказала она, выдавив улыбку.

– Ну а теперь-то ты чего плачешь? Не плачь! Ну хочешь, я тебе подарю… Хочешь, я тебе подарю одну важную вещь?

– Какую такую важную вещь?

– Я подарю тебе мой талисман. Знаешь, он счастье приносит. Я всегда и везде ношу его с собой. Только ведь я и так уже счастливый. А ты вот плачешь, значит, не счастливая. Тебе он нужнее.

– А что за талисман?

– Сейчас, – кивнул он и нырнул под подушку. – Она у меня здесь лежит… Вот. Держи.

Майя протянула руку, и Федька вложил ей в ладонь свой талисман.

Талисман оказался большой перламутровой раковиной, от времени раскрошившейся по краю.

Вернее, половинкой раковины.

Она сразу узнала ее, эту половинку.

Она помнила ее с детства – почти идеальной овальной формы белую раковину с тонкими голубоватыми прожилками, покрытую тонким слоем блестящего перламутра, который играл на солнце, отливая всеми цветами радуги. Часто, зажмурившись, она прижимала эту половинку к уху и слушала шум морских волн, представляя себе живые картинки – как разбиваются эти волны о берег, как кружат над ними чайки, как отражается в них теплое солнце…

Сейчас на ладони у Майи лежала другая половинка.

Ту половинку раковины мама увезла с собой в Ялту. Она была ей очень дорога.

– Майя! Майя, ты чего? Что с тобой?

Она подняла глаза и увидела Федьку. С трудом вернулась в реальность и спросила чужим голосом:

– Откуда… Откуда у тебя это?

– Мне давно еще дед подарил. Сказал, что…

– Кто подарил?

– Да дед, говорю же! Майя, ты чего?

– Я… Я ничего. Я просто…

Она не знала, что сказать. Не знала, что ей теперь делать. И никак не могла поверить в то, что это возможно.

Но половинка раковины лежала у нее на ладони, тускло поблескивая в сумеречном утреннем свете.