Ольга Егорова - Волчья ягода

Мать в ответ рассмеялась:

– Корова! Посмотрела бы ты на меня, когда я тебя носила! Если ты корова, то я была… целых три коровы! А сорок шесть, может быть, ты права, еще и не старость. Только знаешь, мне иногда кажется, что на самом деле я живу уже гораздо дольше…

«Двадцать длинных, нескончаемых жизней, двадцать мучительных казней, каждую из которых пришлось пережить, перетерпеть до самой последней ее капли и все-таки снова остаться живой, и снова – без тебя…» – сразу же вспомнила Майя слова, записанные в дневнике рукой матери.

– Это только кажется, – сказала она, в глубине души не очень-то веря в свои слова. Потому что и сама за эти две недели, кажется, уже успела прожить целую жизнь. – На самом деле все может измениться…

– Перестань, дочка. Я совсем не хочу, чтобы что-то менялось. Меня все устраивает в этой жизни. Эти несколько лет я скучала без тебя, а теперь, когда ты рядом, когда скоро у меня появится внук или внучка… Ну скажи, о чем еще можно мечтать?

– Значит… – Майя наконец сумела отвести взгляд от скульптуры и прямо посмотрела в глаза матери: – Значит, все проходит?

– Все проходит, – ответила она с грустной улыбкой. – Все. И даже это…

– Что-то я тебе не верю, – пробормотала Майя, к своему удивлению, ощутив, как где-то на самом дне души шевельнулась обида.

– Не веришь, потому что молодая еще. И это, наверное, хорошо, что ты мне не веришь… Так и должно быть…

Они помолчали некоторое время, глядя на раскинувшееся у ног сине-зеленое море. Где-то вдалеке играл оркестр. Мелодия казалась знакомой.

– Музыка из моей юности. Давно, в начале восьмидесятых, была очень популярной… Тогда…

– Мама, – нерешительно начала Майя. – Я все хотела у тебя спросить… А что было потом?

– Потом? – рассеянно переспросила Анна Андреевна и растянула губы в усталой улыбке, сразу догадавшись, о чем спрашивает дочь. – Да ничего, можно сказать, и не было.

– Ничего? Или все-таки… Послушай, ну расскажи мне. Я должна знать. Ведь я тоже имею к этой истории какое-то… отношение.

– Хорошо. Я расскажу тебе. Хотя и рассказывать в общем-то нечего. Мы больше не встретились. Но некоторое время переписывались.

– Переписывались?

– То есть переписывались – это я не совсем правильно сказала… Твой отец вместе с семьей тогда жил в Воронеже. Когда мы с ним познакомились, он учился в институте. Ему двадцать пять было, как и тебе сейчас… Последний курс оканчивал. А раньше после института было распределение. Всех бывших студентов отправляли на работу по разным уголкам страны. Туда, где необходимы были молодые специалисты. Чаще всего распределяли в деревни, а его отправили в город. В наш город…

Не знаю, как он нашел мой адрес. Хотя, наверное, через адресное бюро сделать это было несложно. Он нашел мой адрес и… написал мне.

– А ты?

– А я… Я ему не ответила.

– Но почему, мама?!

– У него была семья. Жена и маленький сын. Я не имела права…

– Не имела права – на что? На то, чтобы просто с ним переписываться?

– Вообще ни на что не имела права. Да он знал, что я ему не отвечу. Даже и не рассчитывал, кажется, на это. Но продолжал писать. Долго, почти шесть лет.

– А потом?

– А потом… перестал.

– И все?

– И все, – устало улыбнулась в ответ мать. – А ты как думала?

Майя вздохнула:

– Не знаю. Мне казалось, когда два человека так сильно…

– Да перестань. Жизнь есть жизнь, и никуда ты от этого не денешься…

– Да, – эхом отозвалась Майя. – Жизнь есть жизнь. Наверное, ты права. А знаешь, мама, у меня тоже есть история, которую я должна тебе рассказать.

Мать кивнула в ответ:

– Я знала. Вернее, догадывалась. Только спросить у тебя не решалась. Ведь у твоего ребенка есть отец…

– Есть, как же ему не быть, – нахмурилась в ответ Майя. – Знаешь, я даже замуж за него, за этого отца, собиралась выйти. С горя. Правда, потом передумала и взяла билет на поезд, уехала к тебе как раз в тот день, когда мы в загс собирались. Только эта история, которую я тебе рассказать должна… Она не про него. Совсем про другого человека, мама.

– Не про него? Но тогда кто же он, этот человек?

– Он…

Сказать об этом оказалось чертовски трудно. За прошедшие три недели Майя сотни раз представляла себе этот разговор и вплоть до последней секунды думала, что готова к нему.

Оказалось – совсем не готова.

– Мам, – нахмурившись и отведя взгляд в сторону, тихо сказала она, – это… это мексиканские страсти какие-то, ей-богу. Никогда не думала, что такое может случиться со мной…

– Какие именно мексиканские страсти? Их ведь много. Потеря памяти, например, или…

– Уж лучше бы потеря памяти, мам! Правда, лучше, чем такое. В общем, я в него влюбилась и даже… даже переспала с ним. Один раз. Извини за прямоту. А потом только… Потом только узнала, что он и есть тот самый… Тот самый… В общем, мой брат! – выпалила на одном дыхании Майя и быстро пошла вперед, удаляясь от бронзовой фигуры, торопливо стуча каблуками по растрескавшемуся асфальту.

Остановилась, поджидая мать, ругая себя за несдержанность.

– Прости, мам. Я тебя не виню. Глупо как-то все получилось…

– Подожди, Майка. Я ничего не понимаю, совсем ничего… Ты хочешь сказать, что этот человек… которого ты полюбила… оказался сыном…

– Сыном моего отца. Именно это я и хочу тебе сказать, – горько усмехнулась Майя. – Вот такие пироги с картошкой. Если бы я сразу узнала…

– Но как? Как ты об этом узнала?

– Я видела ту самую половинку раковины… Другую половинку. У Арсения есть сын, Федор. Эта половинка была у него. Он сказал, что она досталась ему от деда… Ну что ты так смотришь? С тем дедом, который со стороны матери, он вообще не общается. Вот и получается, что…

– Подожди, Майка. Не торопись. Расскажи мне все по порядку…

– Да что рассказывать-то? Разве такое расскажешь? Тебе ли не знать, как это бывает… Как это бывает, когда смотришь на человека и понимаешь, что без этого человека ты жить не сможешь… Дышать не сможешь… И тут вдруг такое…

– А он?

– Что – он?

– Он без тебя тоже не мог… дышать?

– Да какая разница, мог или не мог! – вспылила Майя. – Ну скажи, какая теперь разница?!

Некоторое время они молчали, глядя друг на друга, и Майя чувствовала, что сейчас расплачется от обиды. Нет, не таким она представляла себе этот разговор…

– Большая разница, – наконец услышала она голос матери. Тихий, едва различимый сквозь близкий шум набегающих волн, и почти незнакомый. – Понимаешь, все дело в том, что сына твоего отца… зовут совсем не Арсений.