Не развод, а война - Дана Вишневская
Слова летят, как пули. Каждое попадает в цель, я вижу, как он морщится, но продолжаю.
— Знаешь, что меня больше всего бесит? — продолжаю я, подходя ближе. — Не то, что ты хочешь развода. Не то, что у тебя есть любовница. А то, что ты делаешь вид, будто мы просто не сошлись характерами. Будто никто не виноват, просто так получилось.
Я останавливаюсь прямо перед ним, так близко, что чувствую запах его одеколона — того самого, который покупала ему в подарок. Он смотрит на меня сверху вниз, но в его глазах нет прежней уверенности.
— Я не хотел причинять тебе боль, — говорит он тихо.
— Не хотел? — смеюсь я, и этот смех больше похож на всхлип. — А что ты думал будет, когда объявишь мне о разводе перед полным домом гостей? Что я обрадуюсь и скажу: "Ну, наконец-то, дорогой, я тоже устала от этого цирка?".
Вспоминаю тот вечер во всех красках. Как я стояла в своём лучшем платье — синем, которое он когда-то назвал потрясающим. Как разрезала торт, который сама же и заказала. Как улыбалась гостям, играя роль счастливой жены. А потом...
— Ты знаешь, что я запомнила больше всего из того вечера? — спрашиваю я, отступая на шаг. — Не твои слова о разводе. Не шок гостей. А их лица. Когда они видели, как я превращаюсь в посмешище у всех на глазах.
Руслан бледнеет, и я понимаю — попала в болевую точку. Наконец-то.
— А наш сын? Он постоянно плачет, — продолжаю я безжалостно. — Спрашивает, почему папа не любит маму. Почему мы не можем быть как раньше. И знаешь, что я ему отвечаю? Ничего. Потому что сама не понимаю, как объяснить ребёнку, что его отец — эгоистичная сволочь, которая думает только о себе.
— Хватит, — шипит Руслан, и в его голосе появляются стальные нотки. — Не превращай Савелия в оружие.
— А кто превратил? — отвечаю я. — Кто устроил этот цирк в день нашей годовщины? Кто решил, что мальчик должен узнать о распаде семьи от чужих тёток, которые потом полгода будут судачить об этом по телефону?
Мы стоим друг напротив друга, как два боксёра перед решающим раундом. Воздух между нами электрически заряжен — но не страстью, как раньше, а ненавистью. Когда мы умудрились зайти так далеко?
— Я же тебе уже не раз говорил, я не планировал так, — говорит он, наконец. — Просто... не выдержал.
— Чего не выдержал? — спрашиваю я. — Играть в счастливую семью? Изображать любящего мужа? Тебе так тяжело было терпеть мою компанию?
Он молчит, и это молчание говорит больше слов. Господи, неужели я действительно была для него обузой? Помехой на пути к настоящему счастью?
— Отвечай, — требую я. — Скажи мне в лицо: я была плохой женой? Плохо готовила? Не следила за собой? Надоела в постели?
— Злата...
— Нет, скажи! — кричу я. — Я имею право знать! Тринадцать лет жизни — не хухры-мухры! Скажи, что именно тебе не нравилось. Может, я слишком много говорила? Или мало? Может, не те книги читала?
Слёзы застилают глаза, но я их сдерживаю. Не дам ему увидеть, как мне больно. Не дам повода пожалеть меня — мне не нужна его жалость. Мне нужны ответы.
— Дело не в тебе, — говорит он тихо. — Дело во мне.
— Красивые слова, — фыркаю я. — Очень удобно. "Дело не в тебе, дорогая, просто я изменился". А что изменилось, Руслан? Что именно?
Он отворачивается к окну, смотрит на двор, где когда-то играл маленький Савелий. Помню, как он учил его кататься на велосипеде. Как они вместе строили снеговика прошлой зимой. Неужели всё это ничего не значит?
— Я устал притворяться, — говорит он, не оборачиваясь.
— Притворяться в чём?
— Что я счастлив. Что мне нравится наша жизнь. Что я не мечтаю о чём-то другом.
Его слова падают в тишину кухни, как камни в воду. Я чувствую, как внутри всё обрывается. Значит, всё это время он мечтал о другой жизни? О другой женщине?
— И давно ты мечтаешь о другом? — спрашиваю я, удивляясь собственному спокойствию.
— Не знаю. Года три. Может, четыре.
Четыре года. Четыре года он жил рядом со мной и притворялся. Целовал меня и думал о другом. Говорил "люблю" и планировал уход.
— И всё это время ты играл роль? — голос мой звучит странно, словно я говорю через вату.
— Да.
Одно слово. Просто "да". Но этого "да" достаточно, чтобы разрушить остатки моих иллюзий.
Я опускаюсь на стул, ноги больше не держат. Четыре года обмана. Четыре года, когда я строила планы на будущее, мечтала о втором ребёнке, покупала ему подарки и радовалась его успехам. А он всё это время считал дни до ухода.
— Значит, когда мы ездили в Турцию два года назад...
— Я уже знал, что хочу развода.
— А когда праздновали твой день рождения в прошлом году...
— Да.
— А когда занимались любовью...
— Злата, не надо.
— Надо! — взрываюсь я снова. — Я имею право знать! Когда ты трахал меня, ты думал о ней? Или это было просто развлечение между делом — пока основная любовница не освободилась? Отвечай, сволочь, или я сама придумаю ответ и выцарапаю его у тебя на роже!
Руслан резко поворачивается, его лицо искажено гримасой.
— Не опускайся до этого.
— До чего? До правды? — встаю я. — Ты же сам сказал — четыре года притворства. Значит, и в постели ты притворялся. Изображал страсть, которой не чувствовал. Стонал от удовольствия, которого не испытывал.
Мне противно от собственных слов, но я не могу остановиться. Хочу причинить ему боль — такую же, какую причинил он мне.
— Знаешь, что самое ужасное? — продолжаю я. — Я думала, что мы счастливы. Даже когда было трудно, когда мы ссорились или уставали друг от друга, я думала — это нормально, так бывает в браке. Я думала, мы команда. Мы вместе против всего мира.
Голос срывается, но я заставляю себя продолжать:
— А оказывается, команды не было.
