Держись от него подальше - Ксюша Левина
Я недоверчиво кошусь на Кострова:
– Что с тобой?
– Ничего особенного. – Он ухмыляется. – Смотри фильм, иначе все поймут, что я тебе интереснее. Мы же этого не хотим.
И с последним словом он кладет руку на мое колено.
– Играешь с огнем, – шепчу я ему.
Костров будто переродился – видимо, как раз в ту ночь, когда мы перешли от стадии «кто мы друг другу» к стадии «мы определенно будем встречаться».
– Я в курсе, – шепчет он. – А теперь помолчи.
Не хочу молчать. И быть здесь тоже не хочу. Нет ни единого шанса, что Костров сможет гладить мою коленку так, чтобы никто этого не увидел. Я боюсь смотреть назад, но очень хочу проверить, кто сидит за мной.
Сделав вид, что собираюсь убрать телефон в рюкзак, я разворачиваюсь и свожу бедра – ладонь Кострова оказывается зажата. Он улыбается. Я спокойно шарю в рюкзаке, отключаю звук, нарочито медленно прячу телефон и застегиваю замок. В это время Тимур уверенно сжимает мое бедро, и это слишком приятно, чтобы я могла промолчать. Приходится все-таки глянуть назад, сжав зубы.
Почти все студенты смотрят на экран. Никого, кто потенциально опасен, на нашем ряду нет. Колчин и его Компашка сидят на первом, Маша и Оля на втором. С нами три калеки, никому из них я не интересна. Надеюсь.
С соседних рядов нас тоже может быть видно. Это напрягает, но мысли очень быстро меняют направление, когда пальцы Кострова то поднимаются выше к внутренней стороне бедер, то возвращаются к почти приличному положению.
– Увидят, – всхлипываю я, когда он как-то особенно нежно проводит по обтянутой в нейлон, но все равно чувствительной коже.
– Да, – соглашается он. – У меня новый эксперимент.
– М-м? – Говорить как-то не получается. Получается мычать.
– Хочу проверить, насколько более остро ощущается происходящее, когда ситуация не располагает. – Он замолкает, потому что в фильме немая пауза. Нас легко могут услышать. – Мне просто всегда было интересно, как это работает. Никогда не понимал…
– М-м. – Я согласно киваю, а сама ни черта не понимаю. Щеки пылают, бедра, которых касается Костров, – тоже.
– У-ви-дят! – выдыхаю в который раз.
И прямо-таки вижу, как Костров закатывает глаза. Мне хочется потянуться к нему и шепнуть на ухо: «Обожаю тебя, подлец!» Я сижу смирно и делаю вид, что смотрю кино. Интересно, со стороны видно, где его рука?
Костров наваливается на парту, упирается подбородком в кулак, а локтем в стол. Меж бровей залегла морщинка, глаза прикованы к экрану. Черный пиджак закрывает обзор тем, кто сбоку. Остаются только те, кто сверху.
Он с ума сошел – я явно сломала ботаника. В программе конкретный баг.
– Может, напросимся на…
– Тш-ш, смотри фильм. Если тебя выставят за дверь, мне будет нечего делать.
Его пальцы медленно поднимаются выше – или глубже, это уж как посмотреть. Юбка легко собирается и ничуть не ограничивает движений.
Я резко разворачиваюсь и опять лезу в рюкзак. Рука Кострова снова зажата между бедер, но на этот раз гораздо выше и касается мест гораздо более интимных. Я слышу его выдох и кашляю, чтобы скрыть всхлип. Костров шевелит пальцами, а я ощущаю, как к вискам подступает что-то раскаленно-белое и яркое.
– Лискина, что вы там крутитесь? – интересуется преподаватель, и все смотрят на меня. – Вы другим мешаете.
– Простите, замерзла, хочу кофту достать. – Стараюсь говорить вежливо.
– Так пересядьте где потеплее.
– Все нормально.
О, мне вполне тепло, даже жарко!
Достав кофту, я кутаюсь в нее и прикрываю бедра. Скатываюсь пониже под парту так, что одна макушка торчит. В целом все уже приготовились к тому, чтобы смотреть с комфортом, и как попало развалились на лавках, я не исключение.
Кострову явно нравится новая поза, он практически без ограничений может гладить бедра и касаться меня так, как захочет.
– Это «да»? – ухмыляется он.
– Это «ну попробуй», – хриплю я, а потом вцепляюсь в парту обеими руками.
Пара будет долгой.
Глава 32
Невыносимый. Невыносимый. Невыносимый.
Откуда он такой взялся?
Его пальцы уже измучили мою кожу, колготки откровенно бесят. Хочу остаться с ним наедине и выбить из него всю дурь. Настоящий извращенец, но такой удивительный, такой прекрасный. Он деликатно и искусно доводит меня до безумия. При этом смотрит на экран так, будто «Бесславные ублюдки» его сейчас интересуют больше всего на свете.
Я вижу, что он просто застыл в одной позе, а мыслями улетел уже очень далеко. Но брови все еще сведены на переносице, дыхание учащенное, щеки алеют. Кажется.
Мои – точно.
Он давит на какую-то точку, очевидно случайно. По крайней мере, когда я реагирую, улыбается и начинает активно ее терзать. Ну как активно… Мучительно медленно. Я хочу свести ноги и не дать ему пальцем пошевелить, но вместо этого цепляюсь за лавку уже онемевшими руками и терплю. Терплю. Терплю. Вот бы все испарились из аудитории.
– Скажи… – Он чуть наклоняется ко мне и шепчет на ухо: – А вот так можно кончить?
Этот наивный вопрос вызывает у меня маленький, но смертоносный инсульт. Как можно быть… таким?
– Просто если я верно понимаю женскую физиологию, то можно. Но это же несколько индивидуально?
– М-м. – Я сжимаю губы и неопределенно машу головой. Нашел время для теории, когда у нас вовсю практика.
– Интересно. Продолжаю наблюдение, – усмехается этот дьявол и откидывается на спинку.
Я закутываюсь в кофту сильнее, откашливаюсь и поворачиваюсь к Кострову боком. Так виднее экран и меньший обзор для окружающих.
Половина спит, половина сидит, вытаращив глаза, – преимущественно те, кто лучше знают английский. Преподаватель вырубился на двадцатой минуте.
Я бегло оглядываю аудиторию и замираю.
Колчин. Смотрит. На меня.
Я не хочу, чтобы он видел, как я сижу раскрасневшаяся и почти мать его удовлетворенная. Резко закидываю ногу на ногу и отворачиваюсь.
– Что-то не так?
– Хочу уйти. Сейчас.
– Одна?
– Нет.
– А как же…
– Я готова экспериментировать с тобой. Хоть каждый день, но сейчас…
Не могу объяснить. Внутри борются два демона, и у них настолько весомые аргументы, что выбрать я не могу. С одной стороны, Костров своими пальцами творит какую-то магию. Он так долго пробирался к цели, так аккуратно, без лишней спешки и самоуверенности, что я чисто на силе фантазии и недоступности желаемого распалилась. С другой стороны – Колчин и его мерзейшая улыбочка. Не хочу. Просто из-за внутреннего протеста. Не хочу, чтобы хоть что-то в моей жизни доставляло боль Егору. Тем более что-то настолько интимное, как оргазм в аудитории. Это уже будет месть,
