Буду твоей Верой - Ана П. Белинская
— Ах ты ж паршивец! — прилетает подзатыльник брату Веры от Анны Михайловны. — Отнеси оливье. Быстрее, шевелись! Ох, не успеваем, — сокрушается женщина. — И желе не успело застыть, как назло.
— Анна Михайловна, всё отлично. Еды предостаточно, — приобнимаю женщину за плечи, успокаивая. — Отдыхайте. Снимайте уже этот фартук.
Я настолько обескуражен и восхищен этой женщиной, что готов расцеловать ее золотые руки.
— Ох, Егорушка, переживаю. Как бы хватило еды на всех, — расстраивается мама Веры.
— Там стол ломится от изобилия. Можно вообще теперь не готовить до конца новогодних праздников, — смеюсь я.
— Скажешь тоже, — краснеет Анна Михайловна и поджимает губы. — А где девочки?
— Побежали наверх переодеваться, — отвечаю Анне Михайловне и беру противень с уткой, собираясь отнести к столу.
За те десять минут отсутствия Веры я успел дико соскучиться. Водрузив утятницу в центре стола, вновь смотрю на время — без десяти двенадцать.
Слышу глухой топот и срываюсь с места. Прячусь под лестницей, ведущей на второй этаж. Кира и Вера проносятся мимо и я, под испуганный вскрик, успеваю ухватить девчонку за талию, утаскивая в полумрак. Кира оборачивается, хохочет и убегает в гостиную.
— Егор, ты меня напугал, — часто дышит моя девушка.
Прижимаю к стене тонкое девичье тело и скольжу по нему взглядом: черное укороченное платье переливается и поигрывает бликами, точно рыбья чешуя. Опускаю руку на бедро и веду вверх по телесной лайкре, не отпуская зрительного контакта. Последнее время наши прикосновения стали более откровеннее. Мой любимый Снеговик больше не пугается неожиданных ласк, ну или, по крайней мере, старается делать этого реже. Она так мило краснеет, когда мои пальцы задевают резинку тонкого капрона, и я не в силах держать свои руки при себе. Просто, когда Вера рядом, я не могу не касаться ее. Мне жизненно необходимо чувствовать ее тепло и бархат светлой кожи. А когда я ощущаю взаимность и вижу, как вспыхивают ее глаза, словно самые яркие звезды на небосводе, я завидую сам себе и чувствую себя везучим счастливчиком!
— Я соскучился, — шепчу, задевая ее манящие губы своими.
— Меня не было всего десять минут, — игриво выгибает тонкую бровку и облизывает вкусные губки — дразнится мой Снеговик. Моя девушка — сама невинность и чистота. Но, когда она вот так ненавязчиво флиртует со мной, у меня сносит крышу. Я завожусь точно самый мощный на свете стартер за секунду.
— Правда? А мне показалось целую вечность, — оглаживаю нежную щечку. Ее кожа — самый нежный лепесток изысканной розы. Эта девушка — настоящее искушение.
Мой Снеговик кокетливо улыбается и обвивает мою шею руками. Жадно припадает к губам, не давая усомниться, что за время нашего десятиминутного расставания, она соскучилась не меньше меня.
Моя рука по-прежнему хозяйничает под ее вечерним нарядом, который я толком не успел разглядеть, но, чтобы не надела на себя эта девчонка, для меня она будет ослепительна в любом одеянии.
— М-м-м, — стонут ее сладкие губки, пробуждая во мне целый ворох горячих желаний. От ее запаха и чувственности у меня кружится голова. Я сейчас в том критическом состоянии, когда готов наплевать на праздник и собравшихся гостей, и утащить своего хрупкого Снеговика в свою ледяную берлогу. Но…
— Вера! Егор! Вы где, ребята? — доносится до нас голос Анны Михайловны. — Уже Президент мерзнет у Кремля, только вас и ждет!
Нехотя разлепляем наши губы и смеемся.
Беру свою Веру за руку, целую тонкое запястье:
— Космическая… неземная… — успеваю сказать Снеговику, выныривая из-под лестницы.
— А! Вот вы где! — отлавливает нас брат Веры с повисшим на бок новогодним колпаком. — А меня маман отправила на ваши поиски, а вы тут, оказывается, в дёсны бахаетесь, — усмехается недоделанный Ромео и получает уже от меня ощутимый подзатыльник.
— За словами следи.
— Э-э-э! Да что за семейка у меня? Все только и лупят, — почёсывает ушибленный загривок.
— Ребята, скорее! — а это уже нервничает батя, когда на экране кремлевские куранты начинают отсчет времени.
Кира впаривает нам по бенгальскому огню, Андрей — по фужеру с шампанским, Ольга натягивает на нас красные колпаки, а Нина тушит основной свет.
— …девять, десять, одиннадцать, двенадцаа-а-а-ть!!! С Новым годо-о-ом!!!
— С Новым счастьем!
— Ура-а-а!
Под взрывы салюта наша большая семья врезается в друг друга фужерами с игристым вином! Брызги, шум, смех и искры бенгальских огней! Пока все друг с другом обнимаются и поздравляют, я прижимаю к себе своего Снеговика и смотрю в кристальные глаза, в которых отражаются разноцветные огоньки Новогодней ели. По лицу Веры солнечными зайчиками скачут светодиодные лучи диско-шара, и это зрелище настолько потрясающее, что я пьянею. От ее красоты, от ее нежности…
— С новым годом, Бесстыжев! — улыбаются ее губы.
— С новым счастьем, Снеговик!
«А-а-а», — плачет во мне мужское начало, когда на нас исподлобья косится отец Веры. Всё, что я сейчас могу — это поцеловать своего Снеговика в щеку.
— А ты что там пьешь? — Анна Михайловна толкает сына в локоть.
— Лимонад, — бурчит Ромео и краснеет, посматривая на хохочущую Киру.
— А теперь прошу всех во двор, — хлопает в ладоши отец. — Мы с Андреем закупились фейерверками.
Ну наконец-то!
Пока возбужденные гости толпятся у входной двери, выискивая свою обувь и натягивая верхнюю одежду, беру Веру за руку. Мы стоим поодаль и ждем очереди. Вера весело поглядывает то на меня, то на Ромку, помогающего Кире обуть сапожек. Когда народ вываливается гурьбой на улицу, Вера дергается к стойке-вешалке за пуховиком, но я ловко притягиваю девушку к себе. Ее глаза ошеломленно увеличиваются в немом вопросе: «А мы?».
