Империя ненависти (ЛП) - Кент Рина

— Она причинила тебе боль, когда ты заботился только о нас, — продолжаю я прерывающимся голосом. — Она заставила меня потерять тебя навсегда.

Он делает один шаг вперед.

— Ты никогда не теряла меня, Николь. День, когда я позволил тебе уйти из моего дома, одно из худших сожалений в моей жизни.

В моей груди сдувается давление, похожее на пузырь, и я не могу сдержать одинокую слезу, которая вытекает из глаза.

— Мне жаль, дядя. Мне так жаль, что я дочь женщины, которая причинила тебе столько боли. Мне очень жаль.

Он сокращает расстояние между нами и по-отцовски обнимает меня. Дядя Генри аристократ насквозь, поэтому проявление каких-либо эмоций кощунство, но сейчас он гладит меня по голове.

И я плачу, как ребенок.

Я плачу оттого, что потеряла его. От мысли, что он всегда хотел избавиться от меня.

— Это не твоя вина, Николь. Это мне жаль, что я позволил ненависти ослепить меня от того, что важно. — он отстраняется, улыбаясь. — Мне понадобилось потерять тебя, чтобы понять, что ты моя дочь в той же степени, что и Астрид.

— Дядя…

— Ты можешь называть меня отцом или папой, как Астрид, когда будешь готова.

— Ты действительно прощаешь меня?

— Прощать нечего. То, что сделала Виктория, это ее вина. Ты тоже была жертвой.

— Но… но я не нравлюсь Астрид.

— Потому, что она видела только злую сторону тебя. Она обойдет тебя, как это сделал Дэниел.

Я прикусываю нижнюю губу.

— Не думаю, что он одумался.

Ему просто нравится секс. Он сам сказал, что ему нравится выводить меня из организма.

Знакомая улыбка покрывает губы дяди Генри.

— Да, он одумался. Но если он причинит тебе боль, просто дай мне знать.

— Спасибо.

— Нет, спасибо, что дала мне еще один шанс. — он целует меня в макушку. — Добро пожаловать домой.

Мое сердцебиение грохочет в ушах, и это не очень хорошо для моего глупого сердца, потому что оно начинает верить, что это счастье настоящее.

Глава 28

Дэниел

Я делаю глоток ужасного кофе, в котором определенно нет ни грамма сахара, и с нетерпением ребенка оглядываю дом Астрид.

Прошло ровно две минуты с тех пор, как Николь и дядя Генри исчезли, и да, я действительно считаю время, потому что именно столько времени я удерживал себя от того, чтобы проследить за ней и убедиться, что с ней все в порядке.

— У тебя слюни.

Мои глаза встречаются с суженными глазами Астрид, и я сопротивляюсь желанию зарычать, потому что это определенно вызовет у нее реакцию, которую она просит, а этого дерьма не будет.

— А ты направляешься в категорию старых ведьм быстрее, чем скорый поезд.

Жгучая боль вспыхивает в моей ноге, когда Леви пинает меня под столом.

— Не разговаривай так с моей женой, если не хочешь, чтобы твоя голова висела на входе в ее художественную студию.

— Рад видеть, что ты все еще сумасшедший ублюдок, капитан. Будем надеяться, что отпрыски не унаследуют этого.

Леви обменивается взглядом со своей женой.

— Этот мудак только что назвал наших детей отпрысками, принцесса?

— Он завидует.

Она проводит пальцами по его волосам.

— Чему именно? Рожать как заниматься спортом или менять подгузники?

Я делаю еще один глоток кофе.

Они игнорируют меня, и Астрид целует его в губы.

— Некоторые из нас пытаются выпить немного кофе. Отвратительно.

Я отталкиваю чашку.

Моя подруга даже не удостоила меня взглядом, когда отстранилась и шепнула Леви:

— Можешь пойти проверить, как там Лэн? Ты же знаешь, его нельзя оставлять одного надолго.

Он гладит ее по щеке и кивает. Затем смотрит на меня.

— Веди себя хорошо.

— Слушаюсь, капитан, — издевательски отдаю честь, и он делает мне подножку.

Как только он удаляется, Астрид практически бросается ко мне со смертоносностью государственного переворота.

— Объясни.

— Что?

Я хватаю чашку кофе и делаю глоток отвратительного напитка, притворяясь, что он действительно изысканный.

— Не надо мне этого, Жук. Ты с Николь, из всех возможных людей, и это требует объяснений.

— Я уже говорил тебе…

— Ты спал с ней той ночью одиннадцать лет назад, хорошо, но как ты можешь забыть обо всем остальном, что она сделала?

— Я не забыл. Именно поэтому я не мог быть с ней в отношениях. — я испускаю вздох. — У меня были чувства к ней задолго до твоего появления, но я боролся с ними сильнее, чем с чем-либо в своей жизни. Я просто не мог поверить, что могу увлечься этой сукой, особенно после того, как она обращалась с тобой.

Ее губы дрогнули.

— У тебя… чувства к Николь?

— Были. Ты пропустила прошедшее время?

— Ты с ней сейчас, после того как повзрослел, так что даже не смей отрицать это.

Я ворчу, но ничего не говорю.

— Я все еще ранен.

Она вздыхает, ее голос понижается до рокота.

— Она соблазнила Леви, Дэниел, и мне тогда было очень больно.

— Она сделала это не с целью соблазнения или из интереса к капитану. Это был ее хреновый способ привлечь внимание.

Теперь я хотя бы могу это признать. Она сделала много извращенного дерьма, дабы привлечь мое внимание, а я решил увидеть ее в прямо противоположном свете.

— Вау. Ты на самом деле защищаешь ее.

— Она не такая, как ты думаешь, Жучок.

— Очевидно. Я сейчас говорю с тобой или с твоим членом?

— Дело не в моем члене.

— Очевидно, в нем! Ты что, забыл, что она занималась сексом с Кристофером Вансом в нашем домике у бассейна, пока ты испытывал к ней чувства?

Моя челюсть сжимается, и я резко ставлю чашку на стол.

— У нее не было секса с Крисом, Астрид. Он изнасиловал ее. То, что ты видела в тот день, было чертовым изнасилованием.

Она задыхается, ее глаза расширяются.

— Ч-что?

— Он взял ее против ее воли и причинил ей боль. Я даже не должен говорить тебе об этом, но я не потерплю, если ты упомянешь это слово при ней или намекнешь, что это то, что она сделала со мной.

— Но… но… она ничего не говорила…

— У нее было сотрясение мозга.

— О, Боже. Теперь, думая об этом, она выглядела страдающей.

Мой кулак сжимается.

— Я… — влага блестит на ее веках. — Я могла бы помочь ей, но не сделала этого. Мне… было больше противно, чем что-либо другое.

— Ты не знала.

Мрачная тишина опускается на нас, пока мы оба думаем обо всех способах, которыми мы могли бы остановить это, но не сделали.

Николь, должно быть, чувствовала себя чертовски одинокой, когда не к кому было обратиться.

— Она ничего не показывала. — Астрид хмурится. — После той ночи она вела себя нормально в доме.

— Потому что ее сука-мать научила ее не выражать эмоции. Она слишком боялась разочаровать ее, поэтому и не сообщила об этом.

Астрид вздрогнула.

— Так не пойдет. Она должна сообщить об этом, даже сейчас. Это ничтожество не может разгуливать на свободе после того, что он сделал. Я собираюсь поговорить с ней.

Я хватаю ее за запястье и тяну вниз.

— Не смей говорить с ней об этом. Я рассказал тебе только для того, чтобы ты лучше ее понимала и следила за своими словами рядом с ней, а не для того, чтобы ты на нее давила.

— Но Кристофер…

— О нем позаботятся.

— Как?

— Тебе не нужно знать.

Ее глаза расширяются в медленном понимании.

— Так вот почему ты вернулся в Англию спустя одиннадцать лет?

— Да. Просто обещай… хотя бы дать Николь шанс. Она изменилась.

Мягкая улыбка покрывает ее черты.

— Очевидно, она изменила и тебя.

— Что за богохульство?

— Она вернула тебя в Лондон, ты защищаешь ее, как завзятый адвокат, и заботишься о ее брате, который при других обстоятельствах должен быть отпрыском.

— Он умный отпрыск.

— Ты упускаешь всю суть. — она хватает меня за плечо. — Но я рада, что ты меняешься к лучшему, даже если причина этого она.