Покровитель для Ангела. Собственность бандита - Екатерина Ромеро
– Никто тебя не посадит, не думай об этом, Ангел.
– А Архипов? Он будет мстить нам снова? Это же он Алену велел избить. Он Толика хотел посадить в тюрьму, и он хотел меня убить.
Вижу, как Михаил сцепляет зубы и сжимает кулаки.
– Тоха снова?
– Да… рассказал.
– У Тохи длинный язык, и нет, не будет!
– Почему?
– Потому что нет Архипова больше на этом свете. Не бойся ничего, Ангел, пока я с тобой.
***
Я никого никогда не любила так, как Мишу. Впервые в жизни и навсегда. Бессовестно, страшно, самозабвенно.
Утопая в нем, отдавала всю себя и даже больше. Я люблю так, как любить мужчину нельзя, но и без него не получается.
Только Михаил в моем сердце навсегда. Я никого больше не полюблю так, как его.
Мы в палате одни. Выписка скоро. Мы никогда не проводили вместе столько времени, как сейчас, и я купаюсь в его внимании и ласке, хоть мы еще оба на лечении.
У Михаила ребра сломаны и рука после операции, а мне все еще дают витамины, но ожила я не от них, а от его близости. Мне хорошо, наконец-то я живая и у меня не болит сердце.
– Миша, когда я смотрю в твои глаза, я вижу там черный рай.
– Страшный?
– Нет. Опасно красивый. Такой, как медведь.
Провожу пальчиками по его скуле, царапаясь о жесткую щетину, смущаюсь, когда Михаил тянется, пытаясь укусить меня за палец, а после поднимается и берет мои руки в свои.
– Ангел, станешь моей женой? – спрашивает серьезно, согревая мои ладони своими.
Замираю, вопрос неожиданный, сердце стучит быстрее.
Смотрю в глаза своего бандита. Я сама не поняла, как влюбилась. Это произошло, наверное, в первую же секунду, как увидела его.
– Стану.
Миша достает из-под подушки маленькое колечко, сплетенное из капельницы, надевает его мне на безымянный палец.
– Прости, куплю нормальное после выписки.
– Мне и это очень нравится.
Слышу, как он вдыхает запах моих волос, а после берет дольку апельсина и выдавливает ее себе на губы, немного на язык, щедро поливает этим соком свою шею.
– Что ты делаешь?
– Приручить хочу. Ты же любишь апельсины. Видел тогда. Как облизывалась от них. Я чуть не кончил тогда.
– Ты меня уже приручил, и я знаю, кто мне в больницу апельсины через Люду передавал! – Улыбаюсь, прижимаюсь нему, мне хочется его обнимать. Постоянно. – Мне не нужны апельсины, чтобы целовать тебя. Я и так этого хочу. Очень.
Это правда. Мы не можем насытиться друг другом, хоть пока и можем себе позволить только поцелуи. У Миши ребра сломаны, и ему даже вставать больно.
Целую его в губы, осторожно в шею снова и снова. Бакиров рычит, тяжело дышать начинает, а я вижу, как бугор у него в штанах очень быстро становится большим.
Отстраняюсь, щеки горят, дико смущаюсь до сих пор.
– Миша… Ты чего?
– Ну а что ты хотела? Плясать у меня на коленях и такое вытворять. – Проводит ладонью по моей щеке, смотрит так, аж сердце сжимается от тепла.
Улыбаюсь, опускаю глаза. Чувствую его грубоватую руку на лице.
– Ямочки твои… дурею я от них, Ангел! После выписки спать не дам, даже не надейся. У меня ребра только сломаны. Все остальное нормально работает.
Улыбается, опасно подмигивает мне, а мне стыдно.
Бакиров любит, когда я смущаюсь. Ему смешно, а я вся пунцовая тогда, когда вспоминаю, как ласкал он меня дома, как и куда целовал, что вытворяли мы… Теперь же мы оба ждем выписки и оба уже хотим. Соскучились невероятно. Я сама уже считаю дни, когда окажемся дома.
Наклоняюсь и целую его в губы, немного царапаясь о щетину и ощущая сладковато-горький вкус апельсина.
Быстро слизываю сок, однако томление в животе не дает успокоиться. Распыляюсь. Я уже тоже взрослая девочка. Провожу языком по его шее, целую Мишу в ключицу, в грудь.
– М-м-м… Как вкусно!
Улыбаюсь и снова целую Мишу, он часто дает мне поиграть, но после не выдерживает и быстро перехватывает инициативу.
Смотрю в его карие глаза с зеленой радужкой.
– Миша, что теперь будет?
– Будем жить. Не завтра, не когда-то еще. Сейчас живи, Ангел мой.
Конец второй книги
