Танцующий лепесток хайтана - YeliangHua
«Да он… и вправду пьян!» — ахнул Мо Вэйюй.
До этого он никогда не видел, чтобы Ваньнин вел себя подобным образом. Обыкновенно он был относительно стоек к алкоголю — еще совсем недавно, в клубе, где Мо Жань выступал, он выпил немало, но его ум оставался предельно острым.
Но теперь его повело всего от нескольких капель снотворной настойки?..
В этом, похоже, и крылась истинная причина предельного спокойствия Чу Ваньнина.
— Откровенность взамен на откровенность, — медленно проговорил Мо Жань, не сводя глаз с Чу, который теперь принялся неловко тереть пальцами лоб, как если бы пытался избавиться от преследовавшего его наваждения. — Я честно отвечу на вопрос Ваньнина, если он ответит на мой.
— Идет, — согласился балетмейстер. — Я отвечу на любой вопрос. Но только на один, — его тонкие губы неожиданно приподнялись в хрупкой улыбке, от которой у Мо Жаня перехватило дыхание. Чу Ваньнин улыбался искренне крайне редко. Почти всегда его бесстрастное выражение лица выполняло роль плотины, перекрывающей любые проявления теплых эмоций. Но теперь… теперь, похоже, плотина дала огромную брешь.
— После окончания действия настойки я не стал бы задерживать балетмейстера Чу, и, если бы он захотел уйти, я бы позволил ему это, — ответил Мо Жань на вопрос.
Он не кривил душой, когда давал такой ответ: с самого начала он отлично понимал, что его поступок, мягко говоря, нельзя назвать честным.
Вот только он решил умолчать о том, что на самом деле в глубине души мечтал о том, чтобы продолжать спаивать Ваньнина настойкой, не давая ему возможности уйти еще несколько дней. Что до того, что он собирался делать потом… он не загадывал так далеко. Лишь надеялся, что сможет за это время убедить Чу остаться.
Он отдавал себе отчет в том, что такое поведение нельзя было назвать нормальным — но что-то внутри него давным-давно стало неправильным за все эти годы, и теперь, когда Ваньнин практически стал частью его жизни, отпустить его было немыслимо. Это бы разрушило Мо Вэйюя окончательно.
— Спрашивай, — вырвал его из мучительных размышлений голос балетмейстера Чу.
Похоже, все это время он ожидал вопроса и совсем не обратил внимание на весьма неоднозначный ответ Вэйюя и странные взгляды, которые юноша бросал в его сторону.
Мо Жань усмехнулся:
— Почему балетмейстер Чу не кажется злым или напуганным, узнав о настойке?
Изначально он хотел спросить кое-что другое, но подумал, что Ваньнин никогда не даст прямого ответа на вопрос из разряда «как ты ко мне относишься» — иногда Мо Жаню казалось, что тот и сам не понимает, как относится к Вэйюю.
Заданный же им только что вопрос был вполне логичен.
Чу Ваньнин ненадолго замолчал, а затем, хмыкнув, заметил:
— А что именно меня должно пугать? Ты, Мо Жань?.. — на его губах все еще играла улыбка, но теперь она как будто стала еще отчетливей, и в ней появилась насмешливость.
В этих словах было так много бравады, что Вэйюй едва не рассмеялся. Все-таки его бывший учитель был пьян — едва ли он мог бы выдать нечто подобное в трезвом состоянии.
— Некрасиво отвечать вопросом на вопрос, Ваньнин, — он тряхнул головой. — Я надеялся на честность балетмейстера Чу, но, похоже, недооценил его умение изысканно уходить от ответов…
Ваньнин на это лишь хмыкнул, восприняв слова Мо Жаня как комплимент... И, предприняв попытку выйти из машины, едва не грохнулся, лишь в последнее мгновение ухватившись за дверцу.
— Ваньнин! — Мо Жань не ожидал такой прыти от человека, который только что едва не пластом лежал на заднем сидении. Чу действительно вел себя словно хмельной: его движения были слегка раскоординированы, но в то же время природная пластичность никуда не исчезла — и в результате даже то, как он неуклюже хватался за раскачивающуюся дверцу внедорожника, оставляя мутные отпечатки на стекле, выглядело удивительно изящно.
— В следующий раз добавляй в чай не менее пяти капель настойки, Вэйюй, — назидательным тоном прошипел Чу себе под нос. — Избавишь меня от опасности разбить лицо об бетонный пол парковки…
Вэйюй, игнорируя бессвязные бормотания мужчины, одним движением подхватил его на руки — и, плавно закрыв многострадальную дверцу, понес Ваньнина к лифту.
Это был уже третий раз, когда он куда-то нес балетмейстера Чу — но впервые тот был в сознании, заставляя Вэйюя действительно искренне сожалеть о просчете с дозировкой.
— Я тебе не мешок редиски!.., — зло шипел он всю дорогу до лифта. — Либо поставь меня, либо возьми меня, как подобает!
Вэйюй на последней фразе действительно едва не выпустил Ваньнина — просьба мужчины «взять его» немедленно породила в его воображении целую вереницу не самых пристойных идей.
Ваньнин же, почувствовав, что хватка Вэйюя ослабла, мгновенно попытался выкрутиться из его рук. Он был удивительно юрким и ловким как для пьяного, и его ладони то и дело попадали Вэйюю по лицу, осыпая юношу хлесткими ударами и царапинами.
Мо Жаня неожиданно начало не на шутку заводить это странное сопротивление.
Прикосновения Ваньнина, до этого нежные и слишком осторожные, когда тот помогал Мо Жаню собрать волосы, были очаровательными, сладкими, дурманящими — но то, что происходило сейчас, было безумно горячо.
Мужчина перед ним выглядел растрепанным и немного злым, его дыхание сбилось, а взгляд буквально искрил.
Едва за их спинами закрылись двери лифта, Мо Жань прислонил Ваньнина к стене, сжимая его руки в своих, не давая тому сдивнуться с места. Его лицо приблизилось к Чу настолько, что он мог рассмотреть каждую ресницу, каждый миллиметр белой кожи, сквозь которую начинал пробиваться пунцовый румянец.
Ваньнин же в это мгновение, очевидно, вообще забыл о том, что должен испытывать страх — он точно так же бесстыдно рассматривал Вэйюя, как если бы видел его впервые.
Впрочем, когда его взгляд столкнулся с Мо Жанем, он тут же прищурился:
— Смотреть так пристально неприлично, Вэйюй.
Мо Жань изумленно приподнял брови, не зная, что на это вообще можно ответить.
Его глаза тут же скользнули к губам Чу — нижняя казалась слегка припухшей, как если бы мужчина совсем недавно ее усиленно кусал. Казалось, он может даже различить то место, куда пришелся основной укус — там остался слишком яркий след. Смотреть туда было ошибкой потому что мысли мгновенно наполнились фантазиями о сладких до дрожи поцелуях.
