Так Бывает - Никтория Мазуровская
Кирилл не удержался и подошел к матери, заглянул в глаза, прислонился губами ко лбу.
– У тебя температура, – констатировал тихо.
– Я в курсе.
– На тумбочке у тебя таблетки лежат.
– Я видела.
Парень тяжело вздохнул, обернулся и глянул на Диму. Вышел из кухни и пошел за таблетками.
Олег спокойно докуривал, только смотрел изучающе, даже надменно немного. Докурил, затушил окурок в пепельнице и, не сдерживаясь, начал орать:
– Ты, твою мать, долбанная идиотка, понимаешь, что могло с тобой случиться в таком состоянии за рулем? Ты своими мозгами думаешь, хоть иногда, о себе? Или тебя заботят только все остальные? Так ты считаешь? Ты гребаная эгоистка! Ты хоть представить можешь, что было бы с Кириллом или со мной, попади ты в аварию? Я чуть не поседел, твою мать, пока до кладбища доехал!
– Не ори, у меня голова болит, – тихо просипела, и прошла вдоль стенки к стулу. – И поседеть ты не можешь, ты лысый, Олежа.
Его, Диму, демонстративно не замечала. Отлично. Прекрасно просто.
– А там есть чему болеть? Мозгов то нет, что там у тебя болеть может?
– Что ты отчитываешь меня, как малолетку какую?
– А что, ты больно взрослая? – надуманно удивился, – Умственное развитие, уж точно не тридцатилетней взрослой женщины.
– Ты уж определись: я или молодая и скудоумная, или старая и мудрая.
– Не скажешь, почему я тебя послать не могу, на все три стороны, и гуляй ты вальсом, красавица?!
– Наверное, потому, что я ничего плохого лично тебе не сделала. И за руль я села в нормальном состоянии, так что не надо мне на совесть давить, Олежа, не надо.
Дима наблюдал за ними, слушал, и внутри просыпалась ревность. То, как они говорили, как смотрели друг на друга. У него кулаки зачесались, по морде Олега пройтись. Чтобы не пялился так, на его Таню, и не говорил с ней так.
Бл*ть, если так дальше пойдет, он каждому встречному будет рожу бить.
– Ты испугался, я этого не хотела. И прошу за это прощения.
– Да пошла ты, знаешь куда, со своим прощением? – Олег снова заорал, Таня поморщилась, схватившись за голову.
– Не ори, Олег, не надо. – Дима попросил его тихо, но в помещении сразу наступила убийственная тишина.
Таня на него вообще смотреть отказывалась, будто его и нет здесь. Будто это не она полчаса назад на нем лежала, дышала его запахом, тянулась за его губами.
Он разозлился на нее. Но держался. Кулаки только сжал так, что суставы хрустнули и этот звук, как выстрел прозвучал, нарушая угнетенную тишину.
– Олег, выйди! – ему не было нужды повышать голос, но металл в тоне, четко обозначил, что вариантов у Олега нет, – только выйти и закрыть за собой дверь.
Дима молча ждал от нее каких-то слов, действий. Но она лишь облокотилась на стену и устало закрыла глаза, плечами передернула от холода,– он мурашки на ее руках заметил.
Не задумываясь, достал чай, – зеленый жасминовый, ее любимый,– бухнул туда ложку меда и залил кипятком, размешивая. Так же молча поставил перед ней.
Таня не смотрела на него. Грела руки о чашку, тяжело дышала, но не смотрела на него. И он прекрасно знал почему. У нее сил не было, чтобы усмирить то, что у нее в душе бушевало. Не было сил, чтобы взять себя в руки, успокоиться и, без эмоций, выставить его вон.
А она, безусловно, этого очень хотела. Поэтому молчала и не смотрела.
Сколько еще они будут мучиться? Сколько?
Он так устал быть без нее. Истосковался весь. Ему с ней рядом дышится по-другому. И сердце снова бьётся потому, что только с ней оно живое, с ней рядом он сам оживал.
Ему хотелось согреть ее тонкие ладошки своим дыханием. Прикоснуться к ней вот такой взъерошенной, после сна, слабой, бледной. Обнять, согреть, поделиться теплом.
И он бы это сделал, будь у него уверенность, что это не станет его последним прикосновением к ней. А уверен Дима не был.
– Зачем ты здесь?
– Тебе плохо, – просто ответил и отошёл от греха к окну. Или не сдержится и начнет ее обнимать, вспоминать, каково это, чувствовать ее рядом с собой, владеть ее телом, ее душой.
– Я спросила не почему ты здесь, а зачем!? – ее голосу не хватало резкости, но это все слабость организма. В отражении стекла, он видел ее взгляд.
– Я приехал за тобой.
– Мы это уже проходили, помнишь, чем кончилось? – усмехнулась, – Ты зря приехал.
– Таня, я приехал потому, что твой дом не здесь и не в Москве, а рядом со мной. Мне казалось, у тебя было достаточно времени без меня, чтобы понять…
– Что понять, Дим? Что ничего не изменилось? Ты такой, как прежде. Ты хороший человек, ты прекрасный муж…и даже прекрасный отец, Дим. Ты не изменился.
– А ты? Ты изменилась? – требовательно спросил у ее отражения.
– Нет, я просто стала настоящей.
– Разве это плохо?
– Для нас, Дим, это плохо.
– Почему? – спросил, едва дыша.
– Ты хочешь детей?
– Что? – обернулся к ней, впиваясь взглядом в ее глаза, полные горечи.
– Ты хочешь детей? Своих? – уточнила. Она больше не прятала взгляд, а смотрела прямо и уверенно.– Так хочешь?
– Таня, ну разве в этом дело?
– Все началось именно с этого. Мы много ошибок сделали, много боли друг другу причинили. И я не хочу больше, я больше не выдержу. У меня Кирилл и я должна думать о нем.
– Ну разве я против Кирилла? При чем тут, вообще, это? При чем тут дети? Я приехал, чтобы забрать тебя и Кирилла. Я скучаю по тебе. Скучаю, – он хрипло прошептал и подошел к ней, сел у ее ног, – Я не могу представить свою жизнь без тебя, Таня, не могу. Ты часть меня, и без этой части я не могу жить.
Она тяжело вздохнула. Теплыми ладошками обняла его лицо, и сама нагнулась ближе.
– Это пройдет, Дима, пройдет, а что останется потом? Ты снова захочешь ребенка, и когда я откажусь, что будет тогда?
– Но почему откажешься, маленькая? Почему? У тебя есть Кирилл, ты считаешь его своим сыном.
– В этом все дело, Дима. Он всегда был для меня кем-то большим, я просто этого не понимала. Он мой ребенок
