Брось мне вызов - Лорен Лэндиш
Она не оглядывается, направляясь по проходу к туалету. На долю секунды я думаю, что она оставит меня с носом и сделает все сама, но я не слышу красноречивого щелчка замка, и член в брюках твердеет еще больше.
Я заставляю себя сосчитать до тридцати, а затем поправляю брюки, прежде чем встать и пойти за ней. Идти больно, но я справляюсь, не хромая и не спуская в штаны, как подросток.
– Колт… – говорит она, когда я пробираюсь в уборную, но я обрываю ее стремительным поцелуем, и мои руки завладевают ее телом. Она тает в моих объятиях, отвечая на мой поцелуй, поскольку мои прикосновения развевают все оставшиеся у нее сомнения.
– Только тихо, – шепчу я ей на ухо, прежде чем укусить восхитительную мочку. Она стонет, ее мягкие груди прижимаются ко мне, и я чувствую ее затвердевшие соски. Она проводит руками по моей груди и шее, прижимая меня ближе, и на этот раз она подтягивается к моему уху.
– Просто сделай это. Просто трахни меня уже. Бросаю тебе вызов.
Эти слова – стон страстного желания, и она показывает мне всю серьезность своих слов, поворачиваясь на месте, в очень тесном маленьком пространстве, и прижимаясь ко мне.
Она спускает легинсы одновременно с трусиками, и я вижу ее голую задницу во всей красе. Если бы здесь было больше места, я бы наклонился и поцеловал ее, я бы съел ее киску сзади. Но нет ни места, ни времени. Зато я могу схватить ее за ягодицы и делаю это. Обхватывая их своими жадными руками, я сжимаю их.
– Начинаю без тебя, мистер Вулф.
Ее правая рука отрывается от раковины и исчезает между бедер. Я не вижу ее руку в зеркале, но могу сказать, что она ласкает свой клитор, от чего внутри меня разгорается пламя.
– Черт, Эль. Подожди меня, мать твою!
Я вынимаю презерватив из своего кошелька и спускаю штаны и трусы. Одно быстрое движение руки, и я надеваю его на член. Эль скачет на своих пальцах, ее сочная задница врезается в меня, что ничуть не помогает. Но я наконец зачехлен и готов действовать, когда она выгибается для меня.
– Готова? – спрашиваю я ее. В зеркале отражаются ее порозовевшие щеки, полузакрытые от удовольствия глаза и нижняя губа, распухшая в том месте, где она кусала ее, чтобы не издавать звуков. Она уверенно кивает, и ее тело тоже ничуть не сомневается.
Я не мешкаю. Нет, я вхожу в нее одним мощным толчком, замедляясь, когда она напрягается, как струна. Каждая мышца сжимается, и я чувствую, как она стискивает мой член бедрами. Свободной рукой она царапает зеркало над раковиной, и ее рот открывается в безмолвном крике. На самом деле, не в таком уж и безмолвном.
Я закрываю ее рот ладонью, рыча ей в ухо, чтобы она молчала. Она кивает и целует мою ладонь, а я оставляю ее там.
У нас нет времени на нежный, медленный и неторопливый секс, и вряд ли кому-то из нас сейчас этого хочется. Этот момент давно назревал между нами, и мы мгновенно загораемся, словно спички, поднесенные к керосину.
Пытаясь быть тихим, я имею ее, и наши тела качаются вместе с жесткими, сильными толчками, волнующими каждую нервную клеточку внутри наших тел. У меня болят бедра от того, что я так сильно трахаю ее, но Эль принимает это и молча просит меня о большем.
– Вытащи свои сиськи. Позволь мне увидеть тебя.
Одна рука остается на зеркале для опоры, а другая оставляет клитор, чтобы спустить широкий V-образный вырез футболки с плеч, а затем высвободить грудь из лифчика. Лифчик превращается в полочку, поддерживающую ее сиськи в сексуальной форме, и я вижу ее затвердевшие, словно маленькие жемчужины, соски. Они гипнотизирующе подпрыгивают с каждым толчком моего члена в ее сладкую киску.
– Красивая девочка.
Она отводит руку назад и хватает меня за волосы, чуть ли не вырывая их с корнем, но мне абсолютно наплевать, пока я остаюсь внутри нее. От наклона назад ее тело изгибается, впуская меня еще глубже, и мы оба на грани того, что хотим получить.
– Кончи для меня, Эль. Кончи прямо на мой член. Сейчас, – слова вырвались сквозь мои стиснутые зубы едва разборчивым шепотом.
Она стонет и разжимает смертельную хватку, чтобы крепче прижать мою ладонь к своему рту. Она кричит мне в ладонь, понимая, что делает это слишком громко, но не в силах остановиться, когда я чувствую, как она пульсирует. Ее дрожащее тело опустошает мой член, вытягивая всю сперму до капли, мои яйца напрягаются.
Она сникает, измученная и истощенная, и я держусь за презерватив, вынимая из нее свой член.
– О боже, это было…
Я смотрю на нее в зеркало, ожидая, когда она подберет слова, но она мотает головой.
– Даже не могу найти эпитетов. Ты вытрахал весь мой словарный запас из головы.
Я завязываю презерватив, выбрасываю его в мусорное ведро и протягиваю Эль пару бумажных полотенец.
– Могу ли я предложить «фантастически, удивительно, невероятно, блестяще»?
Эль ухмыляется, выбрасывая грязные полотенца в мусорное ведро. Мне нравится, что между нами нет неловкости и фальши, и что никто из нас не притворяется, что секс – это аккуратное и опрятное занятие. Черт, я промываю свою колбаску и два помидорчика в раковине, пока она смотрит.
– Ты слишком высокого мнения о себе.
Ее подтрунивание звучит легко и добродушно. Я вытираюсь, натягиваю трусы и брюки, и Эль приводит себя в порядок.
Я чмокаю ее в губы и шепчу:
– Я говорил о тебе, детка.
Она краснеет и выглядит довольной, как пунш со вкусом себя. И меня.
– Сколько мы здесь пробыли? Какая степень позора нас ждет, когда мы выйдем?
– Есть какая-то шкала? – спрашиваю я, думая, что упустил этот фрагмент американской культуры.
– О да, – утвердительно кивает Эль. – От одного до пяти, где единица – самое худшее. Пять – это просто неловкое «Я позвоню тебе», когда вы оба знаете, что никто никому не позвонит. Можно снизить до четверки, если секс был не очень. Единица – когда ты утром после вечеринки в нарядном платье, которое было на тебе вчера, идешь по общаге, а все предлагают приготовить тебе завтрак и хвалят твои вокальные данные.
Она пожимает плечами, как будто в этом нет ничего такого.
– По-видимому, будучи пьяненькой,
