Вечно ты - Мария Владимировна Воронова
Она сделала несколько шагов по направлению главной дорожки, но потом все-таки обернулась, и, лавируя между оградок, направилась к женщине.
* * *
Охрана в нашем богоугодном заведении серьезная, но когда ты меряешь людям давление как заведенная, слушаешь «сердечко» и песни про суставы, спину и погоду, то все двери перед тобой открыты. Я без всяких препятствий провожу Люду в свой кабинетик, сообщая всем заинтересованным лицам, что это моя племянница на консультацию.
Люда волнуется, мнет в руках ремешок от сумочки, а когда я усаживаю ее на стул, заплетает ноги в немыслимый узел. Теперь я отчетливо помню, как много раз видела ее на лавочке у проходной, и удивляюсь, почему не узнала раньше. Наверное, это первый привет от надвигающегося маразма.
Девушка судорожно вздыхает и нервным движением поправляет прическу. Сегодня она явно спала на бигудях и с распущенными по плечам локонами чем-то похожа на Марину Влади.
Тем временем я набираю телефон Регины и говорю: «Объект прибыл». «Прием», – смеется она и кладет трубку.
На всякий случай я проверяю, что истории болезни все отнесены на пост, а в кабинете нет потенциально опасных предметов. Да, я знаю, что Корниенко нормальный, но если есть хоть один на миллиард шанс ошибки и можно его исключить, то надо исключить.
– Спасибо вам огромное, – бормочет девушка.
– Да не за что, не чужие люди!
Тут я вспоминаю, что за разговорами про Корниенко так и не выяснила, кто у Люды похоронен рядом с моим мужем.
Несколько минут мы напряженно ждем, и тут наконец дверь приоткрывается.
– Можно, Татьяна Ивановна?
Люда вскакивает.
– Ой! – говорит Корниенко.
– У вас двадцать минут, – строго говорю я и выхожу в коридор.
От двери не удаляюсь, мало ли… Прохожусь до поста, где с умным видом смотрю на доску назначений, потом возвращаюсь и с величайшим вниманием изучаю санлисток, посвященный кишечным инфекциям. К сожалению, он быстро заканчивается, и я перехожу к плану эвакуации при пожаре.
Стрелки на круглых настенных часах движутся рывками и очень медленно, но я все-таки даю влюбленным еще десять минут. Потом еще пять, и только после этого встаю под самой дверью и внушительно кашляю. Выходит прямо натурально, как будто я курящий с пяти лет дедушка.
Выжидаю еще немного и аккуратно приоткрываю дверь. Корниенко и Люда как солдатики стоят возле моего рабочего стола, и я понимаю, что перед их приходом не зря убрала с него все предметы.
Стоят растрепанные, растерянные. Я знаю такое выражение лица, сама не раз видела его в зеркале.
Опускаю взгляд.
– Ну что ж, Лев Васильевич, идите к себе, – говорю я.
Он хочет обнять девушку, тянется к ней, потом оглядывается на меня, отступает и уходит.
Я хочу предложить Люде выпить чаю, но понимаю, что сейчас ей не до лежалых карамелек и праздных бесед.
Провожаю ее до проходной.
Мы договариваемся созвониться на следующей неделе. Люда убегает, легкий ситцевый подол волнуется вокруг ее стройных ног, а я думаю, сколько раз еще смогу провести девушку прежде, чем нашу лавочку прикроют. Подобные вещи невозможно сохранить в тайне.
Сейчас заподозрят, в следующий раз убедятся, еще пару недель можно ехать на «ничего не докажете», а потом все. Докажут как миленькие. Для нас с Региной это как минимум выговор, но мы все равно не жалеем, что ввязались в эту авантюру.
* * *
Очередной семейный ужин проходил в гробовом молчании. Люда надеялась, что родители летом куда-нибудь уедут, но из-за смерти бабушки они решили в этом году не отдыхать.
Мама смотрела куда угодно, лишь бы только не на Люду, а папа иногда бросал на дочь быстрые сочувствующие взгляды, но сразу отворачивался, прежде, чем мог прочесть в ее глазах, что она на него не сердится и понимает, что он не разговаривает с ней только ради маминого душевного спокойствия.
Недавно Варя призналась, что папа каждый месяц дает ей тридцать рублей втайне от семьи. Ей эти деньги не так чтобы необходимы, потому что у нее повышенная стипендия, и отцовских запасов еще полным-полна коробочка, но для Игоря Сергеевича важно ей помогать. «А я врач, и если я вижу, что могу сделать так, чтобы человеку стало легче, я это делаю, – заключила Варя, – так что не обижайся».
Видимо, в тот момент в Люде проснулись бабушкины гены и мгновенно сплели стройную теорию, что папа таким образом выкупает себе индульгенцию и успокаивает совесть, но волевым усилием Люда заставила их замолчать. Человек помогает попавшему в беду другому человеку, и не надо искать тут никаких тайных смыслов.
Люда поднялась, чтобы налить чаю, и счастье вдруг накрыло ее теплой волной. Она отвернулась, пряча улыбку. Они со Львом повидались, и вскоре увидятся снова, а еще неделю назад она даже мечтать не могла о встрече. Время идет, все меняется, и как знать, что будет дальше… Надежда есть.
Наполнив чашки, Люда хотела уйти к себе, но тут Вера сказала, что встречалась с Володькой.
Мама ахнула:
– С Кукурузником?
– Да, но теперь его смело можно называть другим летательным снарядом, бумерангом, – засмеялась Вера, – как будто десяти лет и не прошло, все тот же лапоть и все так же зовет замуж.
Люда замерла возле буфета.
– Боже мой, какая настойчивость, – язвительно скривив губы, мама положила на хлеб кусочек масла и размазала тонким, почти невидимым слоем, – очевидно, его интеллектуальных способностей не хватает, чтобы за десять лет понять значение слова «нет».
Вера потупилась.
– Что? Ты не отказала? – рука с бутербродом замерла на полпути. – Но, Верочка, он, конечно, дурачок, но все же взрослый мужчина, нельзя водить его за нос так, как когда он был влюбленным юношей.
– Да он привык.
– Впрочем, походи с ним на свидания, это будет тебе полезно. Есть такое правило, что если у девушки появляется поклонник, то вслед за ним появляется и второй.
– Истину глаголешь, мамуль.
Люда не выдержала.
– Послушай, Вера, – сказала она громко, – выходи за него.
– Что?
– Выходи замуж.
– Проституткам слова не давали.
– Вера, прекрати, – папа отбросил чайную ложку.
– Ничего, папа, я не сержусь, – Люда выпрямилась, отчего ее макушка оказалась вровень с тем самым местом, где много лет стоял разбитый чайник, их общая тайна с Верой, – я не сержусь. Оставим все, что случилось в последний год, проститутка я или нет, сейчас это не имеет значения. Вера, если я могу хоть как-то отблагодарить тебя за все, что ты сделала для меня хорошего, за всю твою любовь и заботу, за Историю с Борщом, в конце концов, то
