Опасный выбор - Саша Таран
Хулиганы добром не кончают, и ты с ним намучаешься, Дашенька, услышь меня! Я не хочу чтобы ты потом жалела, чтобы ты проклинала меня потом, что я не остановила тебя!
— Я никогда так не скажу…
— Нет, я сама себе не прощу, если ты похоронишь свою жизнь, свою карьеру из-за этой шантрапы! Даша! Его ни один работодатель не возьмёт! Посмотри на него! Ты что не замечаешь? Да на нём всё-всё написано, чёрным по белому. Нормальный человек не станет покрывать себя наколками, нормальный мужчина не станет украшаться серьгами, погляди на него, там столько проблем в голове! Он же больной человек! Психически неуравновешенный! Даша. И ты хочешь связаться с таким? Ты же приличная девочка, учишься хорошо, тебе все дороги открыты! Зачем тебе ОНО?
Я молчала. Ковыряла глазами узоры на сахарнице. Я не знала, как ответить на мамины аргументы. Мой единственный «я люблю его» ей не подходил. Больше аргументов у меня не было.
А у мамы было ещё много.
Много аргументов.
— Ну, месяц пройдет, год, два, и заскулишь! — продолжала она увещевать, волнуясь. — Он скатится в какую-нибудь противозаконную историю, и потянет тебя за собой. Сопьется, как его отец! Это же был настоящий алкоголик, Даш, а значит, и сыну передалось. Это не лечится. Это в генах. Поймешь, но поздно будет! Останешься с алкоголиком и детьми на руках… будете жить впроголодь… я не хочу тебе такой судьбы, Дашенька! — рот её страшно скривился. — Я не для того пашу на двух работах, чтобы ты так глупо растоптала свой шанс! — она снова потянулась к сердцу. Жалость вызывает, — хмурилась я. — А меня ей не жалко…
— А меня, значит, топтать можно… — капали МОИ горячие слёзы на клеёнку. Просто так капали — без аргументов. Костяшки белели. Ногти врезались и давили, рвали кожную ткань, больно, до крови. Как давили меня, моё чистое чувство. Как втаптывали его в чистый кухонный пол.
Мама схватилась за голову и чуть не взвыла:
— Ты совсем не слышишь! Ну как мне тебе ещё донести, а?! Как? Я тебя спрашиваю!
— Я поняла твою позицию, мам.
— Нет, ты не поняла! — вскочила она, загремев стулом. — Я ЗАПРЕЩАЮ ТЕБЕ ВСТРЕЧАТЬСЯ С НИМ! ПОНЯЛА?! Никаких бандитов! Чтоб я больше не слышала!
— Что!? Запрещаешь?! — не поверила я. Какая дичь, что за бред она говорит! — вспыхнула я. — Как ты себе это представляешь?! Запрёшь меня в квартире?! — тоже подскочила я и так рванула ручку двери, что чуть не оторвала. С меня хватит! — горели уши.
— И ЗАПРУ!
— И ЗАПИРАЙ! В ОКНО ВЫЙДУ! — грохнули об стенку стёкла.
— ТОЛЬКО ПОСМЕЙ! — заорала кухня мне вслед. И торжественно разлетелся стакан. Вдребезги! Как салют: ба-бамс! Настоящий праздник. Даже салют дали, — думала я, летя по тёмному коридору. — Праздник непослушания!
Я подскочила к письменному столу и стала запихивать в сумку конспекты. Знаю, логичней было бы запихнуть туда одежду, что-то действительно необходимое на первое время, но я же «хорошая девочка», и я запихивала «учебу».
Бежать! Бежать! — барабанило сердце сердито, пока на кухне происходил погром. Добралась и до мебели — кипела я, слыша, как падает на плитку табурет, — будет баррикады строить?! Как она меня остановит?! Заплаканная Лизка шмыгнула мимо. Будут вместе строить! — негодую я, запихав в сумку абсолютно всё, что нашла «на» и «в» столе. Учёба собрана. Лизка зовёт жалобно. Ага! — пыхчу у шкафа, — теперь ей маму жалко! А как рассказывать про нас с Матвеем, так пофиг, никакой логики! Никакой пощады! Ещё и при чужих! «Да-аша!» Вот пусть и возится теперь! Успокаивает! «ДАША!» Наломала дров, балбеска маленькая!
— ДА ЧТО ТЕБЕ?! — срываюсь после нескольких «Даш».
— ДАША!
Заладила одно и то же. Ненавижу своё имя из её поганого рта!
— ДАША! МАМЕ ПЛОХО!
Глава 26
Шторм
Мозг собирается за секунду — сумка летит на пол.
Уже бегу.
Бегу!
На полу корчится мама. Маленький зародыш в рабочих брюках и фартуке. В ТОМ самом — ёкает сердце и мне становится противно от себя.
— Мам! — прыгаю к ней. — Что? Болит? Сердце, да? Лиза! Тащи аптечку! Дура, ну что ты сразу не сообразила! Аптечку! Лиза! Нет! Другой ящик!
Сестра абсолютно потеряла ориентацию в пространстве — шатается, как жираф на своих длинных ногах, туда-сюда. Лиза! — тороплю её, подползая к столу за телефоном. — Дай сюда всю аптечку! Я найду! На! Звони папе! Нет, в скорую! Да! Ладно, я сама! А ты — папе!
Из под маминого телефона выпадает бланк и листочек для заметок с корявым синим номером того участкового. Набираю. Он должен помочь. Второй рукой переворачиваю аптечку, ищу: красно-белая! Красно-белая! Вот!
— Вы ещё во дворе? — спрашиваю «Алёшина», без приветствия, как только он представился. Сотрудник пару секунд потупил.
— Да. Кто спрашивает?
— Ларина! Маме плохо! У вас есть машина? Ей надо срочно в больницу! — быстро излагаю ему суть, засовывая спасительную красную «икринку» нитроглицерина между маминых стиснутых от боли зубов.
Алёшин понимает.
— Бегу.
— Лизка! Дозвонилась?
— Да! Едет!
— Помоги! Надо спустить её в машину! — подхватываю маму под руку. Таблетка не помогает. Обычно, ей сразу становилось полегче, но сейчас она даже не в состоянии что-либо говорить. Только «Даш, Даш» и за челюсть хватается. Стреляет туда, наверное. У неё уже болело.
— Тщ-щ… тщ-щ… — утешаю, как маленькую, — Лиз, куртку! Идём, мам, тихонечко, порог… Лиз, закрой!
На лестнице громыхают встречные шаги.
Участковый перехватывает маму.
— Таблетку приняла?
— Да! Не помогает! — испуганно побежала я
вниз — распахнуть перед ними дверь подъезда.
— И заднюю открой, — распорядился он на ходу.
Перед подъездом стояла его личная машина. Я быстро выполнила поручение. Подождала, пока он осторожно посадит маму назад и прыгнула к ней. Рыдающая Лизка осталась мяться снаружи. Алёшин запихал её на переднее:
— Ладно, едем тоже. Только поскорей!
И мы поехали. Я надеялась, что он включит мигалку и сирену и мы пролетим все красные светофоры и пробки, но, в личном автомобиле сотрудников, мигалки, и уж тем более сирены, не предусматривались. Ну почему он не на служебной, блин! Какой от него прок! — тревожилась я мысленно. — На очередном красном светофоре Алёшин понимающе поглядел через зеркало:
— Потерпите, ещё немного.
