Опасный выбор - Саша Таран
— Так же, — откликнулась я, кутая холодеющую маму в куртку.
— Аспирин дала?
— Нет, только нитроглицерин…
— Там аптечка на полке, сзади, — протянул он руку. — Подай мне.
Я нащупала за головой ящичек, подала.
— Держи, пусть разжуёт одну, — нашёл он упаковку Аспирина. Я послушно передала таблетку маме: мам, надо, постарайся пожалуйста. Вот… хорошо…
— Три минуты, и мы на месте, — уверил участковый.
Он не обманул. Через пару минут мы бодро въехали на двор Областной больницы. Алёшин подхватил маму под руку и потащил вперёд, а я снова распахивала перед ними двери. А полчаса спустя мы с Лизкой всё ещё ожидали в вестибюле — пока маму обследовали в кардиологии. Алёшин скромно обходил нас стороной, переговаривался с персоналом, уточнял что-то. Потом всё-таки подошёл. Я поднялась навстречу.
— Всё в порядке, — успокоил он сразу, заметив моё состояние. — Скоро врач подойдёт, расскажет.
— Слава богу, — чуть не плюхнулась я обратно в кресло — напряжение, державшее меня последний час отступило, и забрало с собой остатки сил. Я с радостью упала бы сейчас в объятия Матвея, но Матвей был далеко. Недоступен. И его надёжные руки — тоже. В глазах защипало. — Это из-за меня она… — поделилась я испуганно. — Что же я натворила… что мне теперь делать…
Алёшин глянул сочувственно.
Но ответа он не мог знать.
— Отец едет?
— Да, уже подъезжает. В пробку попал, — выдохнула я. — Спасибо вам большое… что помогли… не знаю, сколько бы мы скорую прождали.
«Рекламный» сотрудник полиции улыбнулся приятной «не рекламной» улыбкой. Говорят же, что улыбка красит человека. Его точно красила. Она была доброй-предоброй, открытой. Я не выдержала и улыбнулась в ответ. Какое же облегчение, что маме лучше и теперь она под присмотром врачей!
Голубые глаза, кажется, думали о том же.
— Рад сослужить, Дарья Олеговна, — перешёл Алёшин на «вы» вслед за мной. — Игорь, — протянул он руку. Я пожала:
— Просто Игорь? — ляпнула вслух, как дура.
— Просто, — подтвердил он, поскорее отворачиваясь. — Ну, мой номер у вас есть, если что. Мне пора. До свидания, — махнул обеим и покинул «пост» — сдал нас врачам.
А я всё-таки упала в кресло.
И долго теребила в руках мамин телефон — мой-то остался дома. Я пыталась вспомнить, была ли эмка на месте или нет? Даже не проверила в спешке. И на турники не глянула. Успел ли Алёшин достучаться до «руководителя преступной группировки»? Эх, ну почему я не спросила! — хмурилась я. — Такой шанс был! Почему не поговорила с ним откровенно?! То, что Лизка всё выдумала — было ясно. Матвей не стал бы натравливать не неё дружков, смеяться и тушить бычки. Во-первых, он уже не курил. Но сестра-то не знала. Её «версия» споткнулась на ровном месте, и даже не заметила этого. Во-вторых, Матвей не станет трогать мою семью, он в курсе, что для меня это святое. Для него тоже. Он столько лет заботился об отце, забив на свою собственную жизнь. Он просто поменялся с ним местами — сам стал ему нянькой. Пока окончательно не потерял его. И измываться над тупым ребёнком Матвей не станет. Он слишком ответственный. А Лизка, именно что, тупой ребёнок. Я покосилась вбок — чатится с Веркой.
«Тупой и ещё тупее».
И я тупая, — накатило уныние следом. — Что же я натворила… но… что же мне делать… что же со мной не так… — сжималось горло. — Из-за меня уже столько людей пострадало… И самые близкие… Матвей чуть не умер, мама… что я делаю? Как это прекратить?
Я боялась. Ждала папу и тряслась, как ребёнок перед ремнём. Папа узнает, что произошло, и про Матвея узнает, и тогда нового постыдного раствора не избежать. И нового осуждения и криков. Не уверена, что я готова к ним. Старые всё ещё стоят в ушах. Всё ещё звенят:
«Ты и гопник!»
«Это не настоящее чувство!»
«Психически неуравновешенный!»
«Сопьется, как его отец!»
«…услышь меня!»
«Я ЗАПРЕЩАЮ ТЕБЕ!» — доносится эхом из палаты. Отчаянно. Искренне. Со страхом. Это последнее, что мама сказала перед приступом. Она могла умереть, и этот приказ стал бы её посмертной волей. Страшной волей. Он сковал бы меня на всю оставшуюся жизнь и отравлял бы день изо дня, если бы я не послушалась.
Никогда не простила бы себе.
И как я теперь посмотрю ей в глаза? После всего. Как зайду к ней в палату? Как посмотрю в глаза папе? — я вытерла слёзы, но следом уже бежали новые. — Вырастили себе «проблему» на голову! Ну почему нельзя вернуть всё как было?! И скрываться до конца своих дней? — даёт мне оплеуху, очухавшийся от стресса, разум. — Даша, как же ты не поймешь! Нельзя усидеть на двух стульях. Один придётся убрать. Тебе придётся сделать выбор.
Между любимым и любимой.
Нет.
Я запихала эту страшную идею поглубже — но не смогла избавиться от неё целиком. Не смогла выкинуть, как не можешь иногда избавиться от какого-нибудь «памятного» хлама в столе, вроде детского блокнота с телефонами друзей, пластилиновых серёжек, шишки из Танцующего леса, или открытки на день рождения от бабули.
И не было уже ни бабули, ни тех друзей, ни детства, и лес превратился в туристический аттракцион, а вещи всё пылились. Ждали своего часа. И идея осталась пылиться во мне, как в дальнем ящике стола — ожидала, когда я снова возьму её в руки, и буду крутить, рождая перед глазами картинки.
Страшные картинки моего будущего.
Одинокого будущего — без любимого человека.
Я каменела. Не хотела видеть Матвея. Только не в эту секунду! Не хотела представлять его себе, но дурацкие мысли уже рисовали. Детально. Он стоял и смотрел на меня своей строгой серой Балтикой. Зимней Балтикой. Он тоже видел эту идею. Он заглянул в мой ящик, как я заглядывала в «чёрную дыру» его шкафа.
И это было самое страшное. Он всегда знал, что я выберу родителей, семью. Он знал, что струшу. Знал, что люблю их больше, чем себя. Что боюсь их разочаровать, боюсь сделать им больно. Что предпочту сделать больно себе. И ему.
И что делаю этот выбор прямо сейчас.
Он уже сейчас понимает, что происходит.
Он всё это понимает, но всё равно любит. Даже это. И всегда любил, — я сжалась от ужаса и безысходности. Слёзы сдавили с новой силой.
Мама не перенесёт мой побег.
А я не перенесу, если с ней что-то случится из-за меня.
Приехал белый, как снег, папа. Усы его топорщились, брови хмурились. Мы с Лизкой топтались рядом, пока
