Сьюзен Филлипс - Рожденный очаровывать
Луч поиграл на ее все еще прикрытых грудях, голом животе, промежности... И ударил ей прямо в глаза. Она зажмурилась, матрац просел, и затянутое в джинсы бедро коснулось ее собственного. Дин уронил фонарик на кровать.
– Начнем отсюда, – пробормотал он.
Его дыхание овеяло ее щеку, когда он нагнул голову, чтобы завладеть ее губами. И она забылась в самом безумном поцелуе из всех, которые пришлось до сих пор испытать: сначала нежном, потом неистовом. Дин дразнил и мучил, требовал и соблазнял. Она попыталась обнять его, но он отстранился.
– Больше этого не делай, – хрипло выдохнул он. – Я все вижу насквозь, тебя и твои фокусы.
Ее фокусы?
– Ты намерена любым способом отвлечь меня, по ничего не выйдет.
Он стащил с нее футболку, отбросил в сторону, оставив только трусики, после чего вновь включил фонарик и осветил ее груди. Она решила, что иметь второй размер не так уж и плохо. По крайней мере эти самые штучки второго размера задорно торчали вверх, готовые ко всему, что их ждет.
А именно – его губы.
Голая мужская грудь терлась о ее ребра все то время, пока он сосал ее. Пальцы Блу судорожно впивались в матрац. Он не торопился, лаская ее губами, языком и изредка покусывая, пока напряжение не стало невыносимым. Блу оттолкнула его голову.
– Ты так легко не отделаешься,– прошептал он, обжигая горячим дыханием ее влажную плоть. Подцепив трусики большими пальцами, он отбросил их и встал. Забытый фонарик закатился под простыню, поэтому она не видела, что скрывалось под джинсами. Она потянулась было к фонарику, но отдернула руку. Он всегда был объектом женского желания. Это за ним гонялись. Ему бросались на шею. Пусть теперь угождает ей!
Она сунула руку под простыню и выключила фонарик. Кибитка погрузилась во мрак. Новизна этой эротической игры лишала ее сил почти как его ласки. Но темнота означала также, что нужно сделать все возможное, чтобы Дин помнил: он имеет дело с Блу Бейли. Не с какой-то безликой женщиной.
– Удачи, – выдавила она. – Меньше, чем командой из двух человек меня не ублажить.
– Вероятно, в твоих грязных снах.
Ее джинсы мягко шлепнулись на пол.
– Интересно, где этот фонарик?
Дин начал ощупью искать фонарик, включил и снова вытащил из-под простыни, после чего медленно провел лучом по ее обнаженному телу. От грудей к животу и ниже. И остановился.
– Откройся, милая, – тихо попросил он. – Дай мне взглянуть.
Это было уж слишком, и она едва не разлетелась вдребезги. Он развел ее несопротивляющиеся бедра, и холодный пластик фонарика оледенил их внутреннюю сторону.
– Само совершенство, – прошептал он, наглядевшись вволю.
И после этого были одни ощущения. Пальцы, разделявшие складки и проникшие внутрь. Ищущие губы. Ее собственные руки, исследующие все, чего она так долго хотела коснуться, погладить и взвесить на ладони.
Ее маленькое тело приняло его. Приняло с усилием. Но он все же наполнил ее.
Нежный мускус и шероховатый бархат.
Они двигались в унисон.
Фонарик упал на пол.
Он вошел глубоко, вышел и снова вошел.
Она изгибалась, требовала, отвечала выпадом на выпад... и наконец сдалась.
Заниматься любовью без санитарных удобств в доме было далеко не так романтично, как казалось раньше.
– Интересно, как обходились пионеры? – пожаловалась она. – Мне нужно в ванную.
– Воспользуемся твоей футболкой. Завтра сможешь ее сжечь. Пожалуйста, Господи.
– Если скажешь еще хоть слово о моей футболке...
– Давай ее сюда.
– Эй, смотри, куда...
Она задохнулась, когда он крайне изобретательно использовал ее футболку.
Второй раз ей тоже не удалось оказаться наверху, зато на третий она сумела изменить расстановку сил. Вернее, поскольку завладела фонариком, то и вообразила, что сумела изменить расстановку сил. Но, по правде говоря, в голове стоял туман, и теперь уже трудно было понять, кто кого ублажает и на чьей стороне перевес. Одно было ясно: больше ей не дразнить его песенкой «Автогонщик».
Они задремали. Ее узкая кровать в глубине кибитки была слишком коротка для Дина, но он все равно остался и спал, обняв ее за плечи.
Блу проснулась очень рано и перелезла через Дина, стараясь не разбудить. Повинуясь приливу непрошеной нежности, она на секунду задержалась, чтобы еще раз посмотреть на него. Утренний свет омывал его спину, выхватывая из полумрака бугры мышц и гребни сухожилий. Всю свою жизнь ей приходилось довольствоваться вторым сортом. Но не прошлой ночью.
Она подхватила одежду и направилась к дому, где потратила считанные минуты на душ и туалет. Натянула джинсы и футболку и сунула в карман кое-какие вещи, без которых не могла обойтись.
Выйдя во двор, она глянула в сторону кибитки. Странно, но Дин оказался тем бескорыстным и дерзким любовником, о котором она всегда мечтала.
Блу ни на секунду не жалела о прошедшей ночи. Но теперь мечтам пришел конец.
Она вывела из сарая велосипед поменьше и выехала на шоссе. Каждый холм казался горой, и задолго до того, как она подъехала к городу, легкие уже горели от недостатка воздуха. К тому времени, как она поднялась на последнюю вершину и стала спускаться в Гаррисон, ноги превратились в переваренные макаронины.
Нита Гаррисон, как выяснилось, тоже была ранней пташкой. Блу стояла в ее захламленной кухне, наблюдая, как Нита брезгливо тычет пальцем в кнопки вафельницы.
– Я беру четыреста долларов за холст размером три на три фута, – объявила Блу. – Задаток – двести долларов и прямо сегодня. Торговля неуместна.
– Дешевка! – отмахнулась Нита – Я была готова заплатить куда больше.
– Кроме того, на время работы вы обязуетесь предоставлять мне стол и кров, – добавила Блу, стараясь не думать о цыганской кибитке – Мне нужно получше узнать Танго, чтобы отразить его истинный характер.
Танго приподнял опущенное веко и уставился на нее подслеповатым глазом.
Нита резко повернула голову, и Блу испугалась, что парик сейчас слетит.
– Хочешь жить здесь? В моем доме?
Блу меньше всего хотела жить в этом ужасном доме, но делать было нечего, особенно после того, что произошло.
– Это лучший способ написать достойный портрет.
На узловатом пальце Ниты блеснул рубин в оправе из бриллиантов.
– Только не воображай, что можешь разводить грязь по всей кухне.
– Можете смело полагать, что со мной ваша кухня примет куда более приличный вид.
Нита ответила расчетливым, не сулившим добра взглядом.
– Принеси мой розовый свитер. Он наверху, на кровати. И держись подальше от моих драгоценностей. Я узнаю, если ты хоть к чему-то притронешься.
Блу мысленно вонзила кинжал в черное сердце Ниты и протопала через кричаще обставленную гостиную, чтобы подняться на второй этаж. Через неделю она закончит портрет и снова пустится в дорогу. Ничего, в жизни ей приходилось немало терпеть. Вытерпит и Ниту Гаррисон. Зато это самый быстрый путь к свободе.
