Сосед будет сверху - Ксюша Левина
Спутник же быстро ориентируется и с хитрой ухмылкой опускает бесхозную руку на мое обнаженное плечо. Супер!
Реакция зрителя неподражаемая — Дантес сжирает нас глазами.
А что хотел? Меня злит он. Меня злит его поведение. Меня злит его беспечность. И вообще нафига он к нам подошел? Там вон дети его руками жрут с тарелок, пусть им сопли вытирает!
— Саш, можно тебя на минуту? — спрашивает вдруг он и гораздо тише, интимнее, чем все говорят, и от его такого тона у меня сердце обливается кровью.
Вот как, просто скажите, как можно быть таким мудаком, чтобы звучать так искренне до дрожи? Будто и правда скучал.
Ненавижу.
— Мне кажется, вы меня с кем-то путаете, — вырывая с мясом собственное сердце, заявляю я. Отвернувшись, прячу то в маленькую сумочку, потому что оно мне, скорее всего, еще долго не понадобится. Может, даже лет сорок.
Ну что не так, дед? — одними глазами стреляю в ответ на его хмурые брови. Не понимаю осуждения, с которым тот на меня смотрит.
Я оборачиваюсь к Эй-Арнольду и доигрываю партию: поправляю его галстук, треплю за щечку и забираюсь к нему под локоть.
— Пойдем, милый? — от сладости моего голоса у окружающих определенно должны слипнуться задницы.
Но я, забив на всех, сбегаю прямо с собственного бенефиса под скрип Дантесовых зубов.
Пристроив Офелию к собачьему столу (и да, здесь нет отдельного стола для детей, а для модных псин есть), где за ней и ее тявкающими подружками присматривает специальный человек, я возвращаюсь к «спутнику», который внимательно за мной наблюдает.
— Ауч, — произносит тот.
— Чего? — Я сама вежливость.
— Это было жестко даже для меня.
Если он про Дантеса, то я ничего не хочу слышать. Сама подыхаю, вспомнив его взгляд напоследок. Мстительница из меня никакая, конечно.
— Блин, это и правда «Шанель»? — очень даже специально перевожу я тему на дрожащую, как будто после перепоя, чихуахуа в модной куртенке.
— Это не паль, — выдает Эй-Арнольд, а я мысленно ставлю еще одну галочку в табличку под названием «гей-не гей».
— Мне нужен допинг, — бросаю я, догадавшись, что может помочь расслабиться.
Поймав пролетающего мимо официанта с подносом, я беру в обе руки бокалы с шампанским и делаю знак, чтобы тот задержался еще.
Один — пузырьки щекочут рот и горло.
Два — в груди разливается тепло.
Я ставлю пустые бокалы обратно и хватаю третий, чтобы залпом…
— Эй-эй, — мой спутник вырывает его у меня из рук, а я недовольно топаю и раздуваю ноздри, — но-но! Эмма не обрадуется, если ты заблюешь здесь все. Пойдем.
Он протягивает руку, а я демонстративно складываю свои на груди.
— Куда?
— На танцпол. — Противный Арни кивает в сторону полупустой площадки, на которой под живую музыку чинно-благородно покачиваются светские парочки. — Кажется, тебе нужно было заставить кого-то ревновать, а не наблюдать, как ты напиваешься с грустной миной, чтобы потом свалиться лицом в торт.
Повернув голову к тому самому торту из пяти ярусов, я хихикаю под нос, ярко представив это. Для меня ведь почти нормально, подпив, запутаться в ногах и что-нибудь разгромить.
Я вкладываю руку в ладонь Эй-Арнольда, и мы правда танцуем с ним под джазовую версию «Сии» про ее качающуюся люстру.
Качающаяся люстра… Почему даже сейчас я думаю о Дантесе? Почему все мысли сходятся на нем? Зачем снова ищу его в толпе? И конечно же нахожу, а он… Арни закрывает широкой спиной весь обзор, и я заставляю его сделать круг быстрее, чтобы исподтишка наблюдать, как Дантес довольно эмоционально ссорится со своей зазнобой.
Машка-блондинка возмущается, разводит руками, тычет куда-то — в нашу или нет сторону, непонятно. И еще один круг, Арнольд.
— Я могу постоять на месте, пока ты их рассмотришь, — говорит тот негромко, на что я закатываю глаза и продолжаю наши покачивающиеся движения в обычном ритме.
На следующем обороте я уже нахожу Дантеса с опущенной головой. Он держит руки в карманах и выглядит, как… как побитый Шурик-носорог. У меня сердце сжимается, я с трудом сглатываю вставший в горле ком и наблюдаю, как его журавль что-то без остановки высказывает ему с пеной у рта. Истеричка.
А вот после пятого круга Дантес, опершись задницей на стол, стоит уже один и пялится на меня — тут без сомнения, я легко читаю ярость в его глазах. Аж сжимаюсь вся, прячу голову на плече у Арнольда, но меня и это не спасает.
— Он смотрит, — шепчет Арни, когда я теряю обзор. — У него рожа, будто сейчас мне шею свернет.
Или мне.
Дантес не отрывает взгляда и шестой, и седьмой круг.
— Ты боишься? — уточняю я.
— Этого? Нет. Его скрутят быстрее, чем он на меня замахнется. Ма очень серьезно подходит к вопросу безопасности на подобных мероприятиях.
Ма? Так это тот самый мальчишка, которого она растила со своим Алексеем?
Я киваю, а вот на девятом круге откровенно злюсь. Уже люди поглядывают и шепчутся из-за его пристального внимания, что он тут устроил? Не боится репутацию подпортить, папаша?
На десятом я не выдерживаю и, в очередной раз встретившись с ним глазами, показываю средний палец. Щелк! Ага, как раз когда нас с Арнольдом снимает какой-то папарацци. Зашибись будет снимочек.
Правда, пострадать по этому поводу я не успеваю, так как замечаю, что Дантес отталкивается от стола и идет. Быстрый, очень быстрый круг — извини, Арни. И идет он… к нам? Твою ж…
— Задержи его, — шепчу я ничего не понимающему Эй-Арнольду и бросаюсь в бега.
— Александр Николаевич, — слышу я у себя за спиной вежливый тон «спутника».
— В жопу пошел. — А вот это мой Дантес, узнаю.
Черт. Нет, это че-ерт!
Глаза мечутся по сторонам в поисках спасения. Я не готова говорить с ним, мне нельзя — я попросту сдамся ему. Ага, где-нибудь в ближайшей подсобке. Надо бежать. Движение — это жизнь. Я бегу по направлению к уборным, собираясь скрыться в одной из кабинок, но…
Черт!
Здесь целая очередь будто за молоком, только пописать!
А Дантес наступает.
Я замечаю, как в конце узкого коридора открывается одна из дверей и несусь к ней, расталкивая алкогольвиц
