Брак по расчету - Кингсли Фелиция
– Эшфорд! – протестую я, когда он прижимается губами к вырезу моей комбинации. – Твоя мать здесь! Дельфина в Денби!
– Дельфина напилась валиума до беспамятства, – отвечает он, продолжая меня целовать. – И в доме сто пятьдесят комнат. Нас никто в жизни не услышит.
Без дальнейших колебаний я позволяю ему поднять мою комбинацию до талии, а сама вытаскиваю рубашку из его брюк.
Когда мы подходим к дверям наших смежных апартаментов, Эшфорд с лукавой улыбкой спрашивает:
– К тебе или ко мне?
70
Эшфорд
Она лежит на левом боку, и я обнимаю ее со спины. Зарываюсь лицом в ее волосы, целую в затылок.
У ее кожи совершенно особенный аромат, я узнаю его где угодно: нежный, сладкий, теплый и обволакивающий. С жадностью вдыхаю и снова целую ее в шею. Если я начинаю думать о только что прошедшей ночи, все кажется мне нереальным. А ведь все было на самом деле. Когда мы вчера вечером вернулись, это уже были другие мы.
И сейчас наступило даже не одно из тех «похмельных утр», когда просыпаешься с шерстяным пледом вместо языка и привкусом водки во рту, потом оглядываешься и видишь, что одежды на тебе нет, как и на незнакомке, которая обнимает тебя за шею, и думаешь: «О черт!»
Нет, вчера мы были трезвые и на всякий случай еще и несколько раз повторили это вслух. В объятия друг друга мы бросились, осознавая, что делаем.
И это было невероятно. Мы глаз не смыкали до рассвета. Джемма не собиралась давать мне спать, да и я ей тоже. Мы будто выплеснули из себя все хранимые внутри эмоции: на лестнице, на полу, в кровати.
Даже после всего нескольких часов сна, которые для меня прошли в некоем подобии транса, я ощущаю не до конца утоленное желание и готов разжечь его и в ней.
Джемма переворачивается на спину, мы оказываемся лицом к лицу, и я касаюсь ее губ.
– Доброе утро, – хриплым шепотом говорит она.
– Здравствуй, жена, – повторяю я эти два волшебных слова, которые прошлым вечером и вызвали этот взрыв.
Мы оба молчим, даря друг другу не такие уж и невинные ласки для первого утра вместе, и в каждой клеточке моего тела от прикосновений Джеммы вспыхивают воспоминания этой ночи. Снова и снова.
– Я бы осталась здесь на весь день и на следующую ночь, – блаженно вздыхает она.
– Мы можем. Тебе достаточно только попросить. Герцогиня Берлингем все же не пустой звук. Ты можешь оставаться в постели сколько захочешь.
– Я бы хотела провести в постели весь день. С герцогом Берлингемом, – шепчет она, прижимаясь ко мне всем телом сверху, чтобы между нашими телами не осталось ни малейшей дистанции, и я обнимаю ее в ответ.
– Джемма, могу ли я предложить тебе вкуснейший завтрак в постель? – спрашиваю ее я, кивая на тележку, которую слуги оставили у дверей.
– Не знаю, – морщится она. – Я не фанат завтраков в постель.
Я изумленно смотрю на нее:
– Что? Ты первый человек, который не любит завтракать в постели!
– У меня ассоциации с больными. В больнице тебе дают поднос прямо в кровать.
Я крепко обхватываю ее за бедра и переворачиваю на спину на матрас, придавливая собственным весом.
– Сейчас я принесу тебе завтрак в постель, и посмотрим, смогу ли я изменить твои ассоциации с больницей.
Она с весельем и любопытством наблюдает, как я везу к кровати тележку, нагруженную всякими вкусностями.
– Почему мне кажется, что ты что-то задумал?
– Так и есть, – отвечаю я далеко не невинным тоном.
Кладу серебряный поднос на белоснежные простыни из египетского хлопка и оставляю ниточку меда между ее грудями, а потом мучительно медленно слизываю ее.
А потом аккуратно слизываю джем с ее шеи.
И съедаю кусочки круассана с ее живота, прихватывая кожу губами.
71
Джемма
Если бы кто-то месяц назад сказал мне об этом, я бы поставила все свое состояние на то, что это просто не может случиться. И проиграла бы.
Я и Эшфорд.
Мы ненормальные. Нормальными мы никогда и не были, количество наших недостатков сильно перевешивает количество достоинств. Но достоинства…
Мы самозабвенно отдались чувству и вышли из-под контроля.
Вернее, контроль есть – во всяком случае, на людях.
Все настолько привыкли видеть нас такими сдержанными, отстраненными и полными достоинства, что теперь было бы странно сюсюкать и давать друг другу нежные прозвища, публично демонстрируя свою привязанность, так что мы продолжаем вести себя как прежние бесстрастные Паркеры, пара влюбленная, но очень сдержанная.
Но от этого напряжение и притяжение между нами лишь усиливается, настолько, что стоит только двери закрыться за нами, как мы бросаемся в объятия друг друга, жадно целуясь.
Мы балансируем на грани между подростковой страстью и нимфоманией.
По крайней мере, вечером, в уединении его комнаты, нас ждет целая ночь на воплощение фантазий.
Если бы его кровать могла говорить… и гостиная. И его кабинет. И оружейная. И подвалы. У меня платье до сих пор в пятнах бургундского… Какая разница! Все равно Эшфорд сорвал его с меня полчаса назад, и теперь оно валяется где-то на полу. На своей коже я хочу чувствовать только простыни его кровати. И его, конечно.
Перекатываюсь на бок, и мое лицо оказывается на расстоянии дыхания от его. Каждый раз я удивляюсь, насколько невероятные у него зеленые глава. Он красив. Не знаю, была ли я слепа раньше или ослепла сейчас. Определенно, раньше меня ослепляли предубеждения и ненависть, но все время целая толпа девушек хотела отобрать его, начиная с «шесть-шесть-шесть» и этой Порции. Порция. Я ее обезвредила, частично, но не совсем, и не знаю, мудро ли поступаю, забыв про нее.
– Ты счастлива? – спрашивает он, убирая мне прядку волос за ухо.
– Очень.
– Тогда о чем ты хочешь меня спросить?
– Я?
– Да, я вижу по твоему выражению лица. Ты что-то хочешь спросить.
Киваю и набираюсь смелости:
– Думаю, пришло время поговорить о Порции.
– Порции? – удивленно переспрашивает он.
– Дерек, твоя мать, Харринг – все они хотя бы раз упоминали ее, кроме тебя, а учитывая, что касается это именно тебя, я бы хотела, чтобы ты воссоздал полную картину.
– Нет никакой картины, – неопределенно отвечает он.
– Все были готовы спорить, что вы поженитесь. Очевидно же, что что-то было… – Чтобы показать, что я вовсе не собираюсь выходить на тропу войны, трусь щекой о его шею, вдыхая его запах, смешанный с запахом секса, которым мы только что занимались.
– Хорошо, но обязательно всегда помни, что все, что я тебе скажу, – это прошлое.
– Учту.
– Порция – одна из постоянных гостей на всех приемах и мероприятиях, мы знаем друг друга много лет – подчеркиваю, именно знаем – мы не друзья или кто-либо еще. Обычные приветливые отношения, которые устанавливаются между людьми, которые вращаются в одном кругу. Потом, с тех пор как она, как и ее подруги, вошла в так называемый свадебный возраст, она крутилась вокруг меня все чаще. Преподносила себя на блюдечке с голубой каемочкой, если можно так сказать. Мы с Харрингом никогда особенно не стремились вот так взять и впопыхах жениться, а я всегда предпочитал не встречаться с теми, с кем так часто вижусь, как раз чтобы не было сплетен. – Эшфорд замолкает, проверить, внимательно ли я его слушаю. – Но есть также и «но»: Порция – красивая девушка, а я, несмотря на весь свой самоконтроль, не святой. Один лишний бокал вина, больше настойчивости с ее стороны – и я сдался. Продолжалось это какое-то время, и, возможно, ситуация вышла из-под моего контроля, хотя я был уверен, что смогу справиться. Я пользовался ее доступностью исключительно ради собственного развлечения, также потому, что и ее это устраивало, по крайней мере, она так говорила! Однако на всех мероприятиях мы всегда оказывались рядом, и по той или иной причине я становился ее кавалером. Прибавь сюда мою мать, которая поощряла наш союз, и поймешь, что Порция, судя по всему, вбила себе в голову, что идет правильным путем и сможет затащить меня к алтарю. Возможно, ей это вбили в голову и многие другие. Я никогда не давал ей понять, что такая возможность существует, но, думаю, у нее была своя стратегия: сделать так, чтобы все нас считали парой, хотя мы ей никогда не были. Она думала, что, если все вокруг начнут мне говорить: «Как хорошо вы с Порцией смотритесь вместе», «Из Порции получится прекрасная жена», «Когда ваша с Порцией свадьба?» – возможно, я в итоге и сам бы в это поверил. Но надежды быстро рухнули, когда она узнала, что я женился на другой.
