Одержимость Малиновского (СИ) - Светлова Маргарита

Я сижу с ней рядом так же, как сейчас, держа в своих ладонях её хрупкую руку.

— Знаешь, когда ты рядом, мне совсем не больно. Мистика какая-то.

Её тихий голос должен успокаивать, но нет, он словно заострённый кинжал ранит мою душу, оставляя уродливые шрамы.

— Наверное, это связано с тем, что я появляюсь, когда обезболивающие начинают действовать, — пытаюсь ей дать более приемлемый ответ.

Жаклин не стоит знать некоторые вещи обо мне. Сейчас как никогда я свой дар готов променять на другой. Который может излечить её. Но, увы, каждому дано своё, и у каждого своя роль в грандиозной пьесе по имени «жизнь». Её такая: умереть, чтобы я стал сильнее, образно выражаясь. Но горе, трудности действительно закаляют, а ещё смирение и…

Господи, как же тошно…

Я даже навестил одного человека — старца Агафона. Случайно вышел на него.

Господи, ну какое случайно?! Не бывает такого! Всё происходит согласно плану, и это не изменить. Я этого человека почувствовал всем своим существом, меня словно магнитом потянуло к нему. А когда нашёл и пообщался — многое стало понятно. Вначале я пытался отрицать очевидное, а потом смирился, принял свою судьбу. У каждого она своя, у меня вот такая. О таких, как я, людям не стоит знать, спать будут крепче. Да и ни к чему это.

Недавно просил его помочь, знал, что он способен на такое. Его ответ был ожидаемый: «Никто не вправе менять порядок вещей, причину ты знаешь — с достоинством прими следствие содеянного». Умом я понимал, что так нужно, в этом я ничем не отличаюсь от других, и мне придётся выпить это горькую чашу до дна. Но вот сердце… Жаклин ещё молода — сорок пять лет, ей бы жить и радоваться. А вот оно как вышло…

Мне остаётся только смириться и отпустить с миром. Ах, да — и извлечь урок, которой запомню до конца своих дней: мы в ответе за тех, кого приручаем. По большому счёту, то, что с ней произошло — целиком и полностью моя вина. Для меня это было всего лишь приятным эпизодом в жизни, а вот для неё всё оказалось гораздо серьёзнее, она погрязла она в своих чувствах ко мне.

Почему не заметил вовремя? Да нет, я всё знал. Тогда почему пустил всё на самотёк? Да потому что мне было удобно, не хотел ничего менять. А она так боялась меня потерять, что рискнула самым ценным — жизнью — и проиграла.

Наш разговор с Агафоном, перед тем как я ушел от него, до сих пор не могу забыть:

— Нам больше дано, чем остальным, с нас и спрос более суров. Других бы простили за легкомыслие, а тебя нет. Теперь ты знаешь, что за всё тебя ждёт неминуемая расплата, и за твою оплошность могут пострадать близкие. Поэтому твой груз вины тяжелее, чем обычно. И она неправа — захотела быть с тем, кто ей не предназначен.

— Не слишком ли суровое наказание за желание быть с тем, кого любишь?! — вспылил я и устыдился. Ответ я и сам знал. У человека есть свобода воли, свобода выбора. Она сделала неверный, за это поплатилась. Агафон лишь усмехнулся. — Извини, умом всё понимаю, сердце принять не может. Жалко мне её, и злюсь на себя.

— То, что на себя зол — похвально. А вот жалеешь её зря, да ты и сам знаешь это. Твою Жаклин там кое-кто заждался. — И тут он прав. Пусть она будет счастлива, ну а я всё — с женщинами завязал. — На себе крест не ставь, твой удел не в монашестве, ты не мессия, и в святых тебе не ходить. Глазки твои с юности кровью замараны, и ещё не раз принесут смерть. Плохо это или нет — тебе решать, вернее, им… — показывает он пальцем в небо. — А то, что с Жаклин получилось — так сам виноват. В твоих силах было это прекратить, но ты не стал, вот и результат.

— Знаю.

Что я ещё мог сказать? Опять он прав. Но от этого не легче.

— Знаешь, Саш, я когда тебя увидел, подумал, что ты мог купаться в лучах славы, люди бы тебя боготворили. Лёгким был бы для тебя путь с твоим-то даром. Но ты выбрал жизнь во тьме, и от этого твоё сияние не стало меньше, наоборот — оно так ярче. Ты понимаешь, о чём я?

— Не совсем.

— Я имел в виду, что ты выбираешь не лёгкий путь, а правильный, пусть он не усыпан лепестками роз…

— Мой пусть окроплён кровью, и это только начало, так?

— Какой отец, таков и сын. Кто-то борется со злом на поле брани, а кто-то должен тут держать оборону. Баланс важен. Не будет его, и мир захлебнётся кровью. У человеческой жадности нет предела, гидра — тварь ненасытная: сколько ни давай, всё мало, а страдают простые люди. Кто-то же должен их защитить. И головы лишить её не получится: одну срубишь — вырастут две, три, а то и больше, и аппетит у всех отменный — хуже будет.

Кто-то, если бы услышал наш разговор, решил, что эта тайная организация, а я в ней палачом устроился. Всё совсем не так, сложнее, что ли.

Вот люди часто ходят в церковь, читают молитвы, обращаясь к богу о помощи, просят спасти их от зла, козней дьявола. Но самое парадоксальное — они не верят в существование этого всего, им проще сделать вид, что всё метафора. Если бы. И поговорка «если я этого не вижу, значит, этого не существует» не прокатит. Уподобляться страусом негоже, мы воздуха тоже не видим, но без него не сможем прожить и дня. Пусть не всё так, как представляют, но война между добром и злом никогда не прекращалась, за каждую душу идёт борьба.

Реальность такова, что существует два лагеря: один работает на тьму, другой на свет. У человека есть право выбора, на чью сторону встать. И пока баланс между силами существует — всё нормально. Моя задача за этим проследить, а сделать это можно, только став одним из теневых правителей мира сего. Более того, я сам этого хочу, мне хватило того, как меня шантажом вынудили работать на правительство. Больше такого не случится. Да и расклад сейчас не в нашу пользу. Людей развратили, подменили понятия, эта самый действенный способ управлять массам и самый губительный.

— Не нужно меня уговаривать, я знаю, что от меня требуется. Знаешь, был бы у меня другой вариант — монастырь, я бы предпочёл его.

— Александр, это для тебя лёгкий путь, и ряса — не твой наряд. Более того, скажу, что ты со своей будущей любовью уже встречался…

— Так, стоп… — выставил я руку. — Не нужно мне предсказаний, предпочитаю сам проживать свою жизнь, пусть ошибаться, но без подсказок.

— А знаки? — с прищуром посмотрела на меня Агафон.

— Знаки допустимая вещь.

— Сюрпризы, значит, любишь, — вновь хитро усмехнулся он.

— Жить без них не многу. Всего доброго.

— До встречи через два года.

Ну вот что с ним делать, а? Всё рано сделает по-своему!

Я беру её руку и подношу к своим губам. Хочу запомнить этот момент. Зачем? Сам не знаю. Поцеловав, отстраняюсь, но не выпускаю её руку — просто не могу.

— Знаешь, когда я тебя увидела первый раз, была ошеломлена. Не красотой, а другим, но тогда не могла понять, что же это такое. Теперь, кажется, знаю — аура… — она замолчала, вновь прошлась по мне взглядам. — Нет, не она, а сила, исходящая от тебя, настолько мощная, что дух захватывает. Ты, наверное, скажешь, что это всё наркотики. Возможно, в последние дни я вижу странные вещи: знакомых, которых в живых уже нет, мельком, но видела. И люди, живые… они словно излучают свет, у кого-то он тусклый, есть более яркий. А ты… — Она облизнула губы, прикрыла глаза.

— Огонёк, ты устала, поспи немного, я никуда не уйду.

— Ты нет, а я могу и не проснуться. А мне так много тебе нужно сказать. Так на чём я остановилась? Ах да, ты другой… Позавчера я посмотрела на тебя, и на какой-то миг исходящий от тебя белый свет меня ослепил. Вернее, всё заполонило им. И вчера так же, пусть недолго, но клянусь, это было…

Молчу. А что я могу сказать? Сам же не видел, но отец Агафон говорил о подобном. Но я не хочу развивать эту тему — ни к чему. Да и неинтересно мне это. Всё, что касается тонкого плана, пусть там и остаётся, я же должен думать о земном.

— …Может, я это придумала? Ты молчишь, не отрицаешь, значит, правда где-то рядом. И знаешь, твой ум всегда меня поражал. И взгляд… Так смотрит на тебя вечность…