Юлия Лавряшина - Гринвичский меридиан
Я вновь попыталась оправдаться, хотя меня уже тошнило от этого:
— Я не знала, что у него больное сердце.
— А что ты вообще о нем знала? Кроме того, каков он в постели… Тебя хоть что-нибудь интересовало? Ты фильмы-то его видела?
— А ты видела? — поразилась я.
Она кивнула и безо всякого превосходства сказала:
— Пол давал мне посмотреть. Он безумно талантлив. Безумно!
— А я была в шоке…
— Еще бы! На это он и рассчитывал. Я думаю, ему надо вернуться в кино. Я помогла бы ему… В финансовом плане. Конечно, теперь он будет снимать по-другому и о другом… Но талант все равно проявит себя.
Я хотела было сказать, что сейчас не время об этом, хотя, с другой стороны, о чем еще мы могли с ней говорить?
Кажется, у меня опять начинался жар, потому что в ушах загудело, а кости начали разламываться, точно воздух внезапно обрел вес и давил на меня, норовя расплющить. Рита давно ушла, а я все сидела на подоконнике напротив двери, за которой был Пол.
— Он не захочет тебя видеть, — сказала Рита на прощание так буднично, словно сообщила температуру за окном.
Я промолчала. Спорить с ней у меня сил уже не было, да и что я могла на это возразить? Мне просто не верилось, что Пол может отказаться от меня раз и навсегда. Я душила мысль в самом зародыше. А Рите, напротив, хотелось ее взрастить:
— Пол Бартон из тех мужиков, которые терпят, терпят до поры до времени, а потом враз отрежут и все. И ничем их уже не проймешь. Быстро же ты довела его до предела!
Глаза у нее были серые, как у Пола, только другого, стального оттенка. Наедине со мной он так и называл ее — "стальная леди". Перед уходом Рита бросила:
— Ты, конечно, можешь попытаться его разжалобить. Ты такая трогательная девочка, он вполне может не устоять. Только зачем? Чтобы обеспечить ему второй инфаркт? Пожалей, Томка. Просто пожалей.
Она не обняла меня, это вообще не было у нас принято только сочувственно поджала губы и вышла, так хлопнув дверью, что Пол, наверное, услышал в своем болезненном забытьи. Я осталась возле отделения, где он лежал, и все ждала, что кто-нибудь выйдет. Но до самого обеда дверь ни разу не открылась, точно в этом лабиринте, поглотившем Пола, существовали тайные ходы-выходы. Я вдруг испугалась, что его могли куда-нибудь увезти отсюда, а меня не предупредили. Ведь даже Полу не было до меня никакого дела, не говоря уж об остальных.
Но когда привезли на тележке обед, дверь все-таки открылась. Оказалось, что добиться этого проще простого — всего лишь нажать на кнопку звонка. Почему-то я до этого не додумалась…
Боком, придерживаясь за скобку рамы, чтобы не потерять равновесие, я сползла на пол и шагнула к медсестре. Она показалась мне хорошенькой, как Святая Инесса Рибера, и я ужаснулась: "Господи, он только увидит ее и сразу влюбится!" Я могла ненавидеть ее сколько угодно, и тем не менее зависела от нее — все знающей о состоянии Пола Бартона. Я спросила о нем, и медсестра нахально округлила глаза:
— А вы ему кто? Здесь же была другая женщина.
Ее нахальство отразилось во мне, опустошенной, и я ответила:
— Я его жена. А это была моя родственница.
— Понятно, — протянула она. — Состояние средней тяжести. Вам лучше поговорить с врачом… миссис Бартон.
Как я не ослабела, борясь с недомоганием, а все же ее последние слова заставили меня поднять голову. Я горделиво повторила их про себя: "Миссис Бартон. Как звучит!"
— Никогда тебе не стать миссис Бартон…
Я быстро оглянулась и увидела свою Ланю. Она примостилась на том самом месте, где только что сидела я, и, подперев маленький подбородок, печально смотрела своими темными глазищами. Не решившись заговорить с ней при медсестре, которая вполне могла ее и не видеть, я отвернулась, но дверь реанимации уже закрылась.
— Зачем ты так говоришь? — спросила я Ланю. — Хочешь расстроить меня еще больше? Я и так себе места не нахожу!
— Сама виновата, — безразлично отозвалась она и отвернулась к окну.
Я растерялась:
— Что с тобой, Ланя? Ты же всегда поддерживала меня!
— Ты была маленькой. И ты любила меня. А сейчас ты любишь этого мужчину. Ты его называешь своим другом. Вот пусть он тебя и поддерживает!
Не удержав вздоха, я сказала:
— Как раз сейчас он и не может меня поддержать. Ланя, почему ты говоришь о нем в таком тоне? Он тебе не нравится? Со Славой ты хорошо уживалась. А за этот месяц даже ни разу не появилась.
— Я все время была рядом, — ответила она с упреком. — Только ты никого не замечала, кроме этого англичанина. Слава не отвлекал твоего внимания…
— Наверное, я его попросту не любила…
Ланя ничего не успела ответить, потому что с улицы, как смерч, ворвался мой отец. Чуть не пролетев мимо, он ухватился за мое плечо и, не здороваясь, забросал вопросами, совсем как его сестра:
— Что с ним? Живой? Рита мне сообщила… Инфаркт? А точнее? Что стряслось-то? Такой здоровенный мужичина!
— Папа! — взмолилась я. — Не называй его так!
— Да какая разница? — удивился отец. — Он же не слышит! Где он? В реанимации?
Я совсем обессилела под его натиском. Мои родители всегда были настолько энергичными людьми, что я просто меркла в лучах их жизнелюбия.
— Эй, ты что? — испугался отец и, как в детстве, прижался губами к моему лбу. — Да у тебя температура… Что ты изводишь себя, дурочка? Все равно к нему сейчас не пустят. Пойдем, я отвезу тебя домой, а сам буду звонить и сюда, и тебе. Пойдем, пойдем.
Я оглянулась на запертую дверь, Пол скрывался там от меня. Он не хотел меня видеть.
"Может, и нет никакого инфаркта, — с сомнением подумала я. — Ведь он и правда казался таким здоровым… Может, он просто заплатил кому следует и прячется там?"
Это была совершенно идиотская мысль, но у меня так шумело в голове, что она показалась вполне правдоподобной. Пока отец тащил меня к машине, я высказала это ему. Он посмотрел на меня с недоверием:
— Рехнулась, что ли? Твой Бартон, в отличие от тебя, в своем уме, чтобы такие номера выкидывать. Хотя закрутить роман с девчонкой в его возрасте тоже не очень-то благоразумно. Вот чем обычно такое кончается…
Старый папин "жигуленок" ни в какую не желал увозить меня от Пола. Я даже почувствовала нежность к этой развалине, которую столько раз проклинала вместе с отцом. Он и сейчас колотил свободной рукой по рулю и матерился во весь голос, не стесняясь меня. Наконец машина все же завелась, и у меня упало сердце, будто вернуться сюда я уже не могла.
— Давай, я отвезу тебя к матери? — предложил он. — Хоть будет кому присмотреть. Отлежишься.
— А вдруг Пол позвонит? — встрепенулась я. — А меня не окажется дома….
