Наталия Ломовская - Душенька
– За Париж!
Мы чокнулись бокалами.
А ночью он сказал мне:
– Знаешь, я так счастлив... Я читал на сайте катафилов... У них есть некто вроде особо почитаемого авторитета... Это Филибер Аспер, ключник церкви Валь-де-Грасс. Он обожал исследовать катакомбы – злые языки говорили, что он ищет заброшенные винные погреба. Однажды он ушел и не вернулся. Он все же нашел винный погреб – целую галерею бочек, где хранились напитки прекрасные и древние. Его скелет нашли только через одиннадцать лет. Он умер счастливым! Завидная участь. Вот и я сейчас счастлив, как Филибер Аспер возле самой большой бочки...
Оставалось надеяться, что, говоря о «самой большой бочке», Данила имеет в виду не меня.
* * *– Вот ты и приблизилась к осуществлению своей мечты, – сказала бабушка, глядя, как я ем гречневую кашу с молоком. Ела я ее про запас – обожаю гречневую кашу с молоком, а во Франции гречки наверняка нет.
– Пока нет, – сказала я с набитым ртом. – Приближусь, когда перешагну порог отеля «Ритц».
– Вы будете жить в отеле «Ритц»? – сладко ужаснулась бабушка.
– Ну, что ты, ба. Там одна из самых крутых кулинарных школ в мире. Я решила, что могу вполне претендовать на средний уровень. А может, и на продвинутую программу! Между прочим, диплом, выданный этой школой, считается самым престижным в мире! Там есть программы, посвященные приготовлению кондитерских изделий, вегетарианской или традиционной французской кухне и даже, представь, искусству дегустации вина и сыра!
– Девочка моя, но это, наверное, очень дорого?
Моя бодрость была наигранной. Я не сомневалась, что обучение в Ritz Escoffier School стоит недешево, но даже примерно не представляла себе, сколько именно. У меня были деньги, отложенные за время работы в «Boule de Suif», неплохая, по моим расчетам, сумма. Но... кто знает?
Бабушка вышла на минутку, а вернулась, держа в руках конвертик и куклу Аришу.
– Возьми, Душенька. Нет-нет, не отказывайся. Деньги я тебе копила, зарплата в больнице мне исправно идет, и пенсия тоже, а тратить-то вроде и некуда. Иван Федорович человек старой закалки, он не считает, что женщина должна дом на свои деньги содержать...
Мы синхронно посмотрели в окно. Иван Федорович с Данилой стояли возле заброшенного колодца. Мой бойфренд, размахивая руками, что-то объяснял хозяину. Иван Федорович слушал внимательно и заглядывал в колодец.
– Возьми, моя девочка. И куклу возьми. Обещай мне, что она всегда будет с тобой... Пусть Ариша станет твоим талисманом, ладно?
– Ладно, – пробормотала я, чувствуя, что к глазам подкатились слезы. Сморгнула и снова стала смотреть в окно, где Данила и Иван Федорович так низко склонились над колодцем, что вот-вот свалятся туда.
Бабушка положила руки мне на плечи.
– Он не очень-то надежен, да, девочка моя? Зато красив, молод, горяч... Люби, пока любится, моя хорошая, и ничего не бойся.
– Спасибо, бабулечка. – Я потерлась щекой о ее руку с новеньким обручальным колечком. – Не бойся за меня. У меня теперь есть Арина. С ней не пропаду.
– Да, это правда, – кивнула бабушка.
* * *В Париже шел дождь. Автобус ужасно долго вез нас от самолета к собственно аэровокзалу – мимо каких-то построек, терминалов, отелей... Мы поселились на Монмартре, в недорогом отеле. Я ужасно устала после полета, у меня кружилась голова, и я не могла поверить, что это море огней за окном – Париж. Париж, моя давняя мечта. Толстушка Душенька в Париже! Пустили Дуньку в Европу! Я сбросила туфли, прилегла на кровать, но Даниле не сиделось на месте.
– Пошли, пошли, – тянул он меня, и я, снова вколотив распухшие ноги в туфли, вышла с ним на Монмартр. Мы нашли магазин, где продавали недорогое вино, и Данила купил сразу две бутылки красного. Молоденький продавец ловко открыл их нам с помощью хитро устроенного штопора, негромко сказал мне длинную тираду, которую я, к своему удивлению, почти всю поняла.
– Что он тебе сказал? – спросил меня Данила.
– Говорит, что мы не можем пить вино на улице, это запрещено.
– Ну да, как же...
На самом деле продавец сказал, что пить вино на улице запрещено, но таким прелестным женщинам, как я, в Париже все дозволено... Париж существует для того, чтобы делать приятное женщинам!
Мы вернулись в свой номер далеко за полночь – гуляли по Монмартру, пили из горлышка молодое, пощипывающее язык божоле и жадно, как в первый раз, целовались. А утром нас уже подхватил вихрь светской жизни. Друзья-катафилы оказались... можно было бы сказать «хлебосольными», если бы все французы, в общем, не были бы скуповаты на угощение. На первом же фуршете к вину было подано блюдо с кусочками ветчины... Ровно по числу гостей. Я прыснула, взглянув на обескураженную физиономию Данилы. На другом фуршете, очень шикарном, подали канапе с анчоусами и сырную нарезку. Между тем вина было очень много, и черноглазый художник Жиль Сипрэ, написавший свои фрески на двадцатипятиметровой глубине, употребив сверх меры, схватил меня за грудь. Хорошо, что афрофранцуженка Адель научила меня в свое время нескольким специальным выражениям... Жиль, моментально протрезвев, заявил, что это было совершенно феерично и прекрасно и он слышал такие слова только в детстве от своей бабушки. Лихая была старушка, упокой господь ее душу! А он сражен и навеки останется моим самым преданным поклонником.
Париж был прекрасен. Мир вокруг нас был прекрасен. И мы восхищались им каждый день, каждую минуту!
– Как глупо жить в одной стране! Как глупо купаться в одном море! Довольствоваться одной женщиной! Это все равно что пить всю жизнь один и тот же сорт вина! Надо непрерывно путешествовать, узнавать новое, любить жизнь и пользоваться ее взаимностью, – каждый день повторял Данила. Он уходил все раньше, а возвращался все позже, словно вихрь впечатлений подхватил нас и разносил в разные стороны.
Мне кое-что не нравилось в этом суждении, но я молчала. Я любила его. Я любила его так сильно, что знала – его измена и даже его уход не сделают меня несчастной. В конце концов, мир действительно лежал у наших ног. И Данила подарил мне его. Могла ли я быть несчастной?
Разумеется, я не оставила своих планов. Я навестила отель «Ритц» на Вандомской площади и узнала, когда начинаются занятия в Ritz Escoffier School. Правда, я так и не услышала ничего определенного насчет цены. От неизвестности я стала предполагать худшее. А деньги медленно, но неуклонно таяли. Ведь я тоже не сидела целыми днями в номере! Я открывала для себя Париж запахов и вкусов! Густые, сливочные и гнилостные ароматы сыров перемежались в моем восприятии свежим, йодистым запахом устриц и креветок... Пестрота фруктовых прилавков, нежный вкус мирабели, назойливое благоухание дынь, ежедневная чашечка утреннего кофе в бистро у собора Сакре-Кер... Огромные бельгийские вафли, ломкие, посыпанные сахарной пудрой – я грызла их, стоя в очереди на Эйфелеву башню. Настоящий луковый суп в уютном ресторанчике рядом с Сорбонной, густой и горячий, с сырным гренком сверху... А в ресторане на бульваре Клиши – бургундские улитки с соусом. Даже фастфуд казался мне роскошным, не таким, как повсюду: багеты с козьим сыром, панини с камамбером... А какие еще чудеса остались недоступны мне! Ресторан «Свадьба Жаннетты» в двух шагах от Гранд-опера, обставленный в роскошном стиле Османской империи, куда я осмеливалась только через окошко заглянуть... Ресторан «Прокоп» на бульваре Сен-Жермен – сначала я думала, что он назван в честь нашего соотечественника, но потом выяснилось, что открыл этот старейший в Париже ресторан граф Франческо Прокопио де Колтелли и завещал всегда блюсти в нем самый аристократический дух. А расположенный в центре острова Святого Людовика ресторан «Nos Ancetres les Gaulois», что значило «Наши предки галлы»? Он выдержан в средневековом духе, там играют гитары и тамбурины, там со сцены поют древние баллады и подают еду, приготовленную по старинным рецептам!
