Больше не подруги - Энни Кэтрин
– Все нормально, я двигаюсь дальше, – говорю я. – Я присоединилась к местному женскому клубу. Там очень милые женщины, да и я завоевала их расположение, принося на встречи шоколад.
Я рассказываю, что планирую открыть фонд в поддержку подростковой беременности, и на это решение повлияла история моей биологической матери. Я только начала над этим работать, поэтому пока не делюсь деталями.
– Это же отличные новости! Похоже, ты фокусируешься на том, что для тебя действительно важно.
Мел рассказывает о своем повышении и потом говорит:
– Помнишь того парня, которого мы разыграли в баре? Он еще искал кого-то, похожего на меня.
– Да. Смит, вроде? Бухгалтер со Среднего Запада?
– Да! Хорошая память.
– Я никогда не забываю обувь, – смеюсь я.
– Мы случайным образом встретились. Оказалось, дальше первого свидания у них с Алехандрой не зашло.
– Вот как? – Я вскидываю брови.
– Да. Мы начали встречаться.
Я слегка шлепаю ее по руке.
– И ты держала это в секрете!
– Хотела рассказать лично.
– Мел, это же здорово!
– Да, он классный парень.
– Я очень за тебя рада!
– Извините? Фэллон? – В разговор вмешивается женщина с ребенком в коляске. Маленький мальчик стоит рядом и держит ее за руку. Мел уходит, но обещает вернуться и поговорить со мной позже.
Я уже где-то видела эту женщину.
– Я Тоня, не знаю, помнишь ли ты меня. Я немного изменилась. Мы встретились на парковке PigglyWiggly, я тогда была на девятом месяце.
Вспомнила. Сегодня она расчесала волосы и нанесла макияж.
– Да, я тебя помню! Как ты?
– Куда лучше, ведь Софи теперь с нами. – Она поглаживает дочь по голове.
Я опускаю взгляд.
– Какая красивая малышка.
– Спасибо. Я увидела пост об открытии магазина и узнала на фотографии тебя. Мы с Бенни решили прийти.
– Очень мило с вашей стороны. – Я поворачиваюсь к ее сыну. – Привет, Бенни. Молодец, что так хорошо себя ведешь!
Он смотрит на меня и улыбается.
– Спасибо, что помогла мне тогда с продуктами. Тяжелый выдался день. Твоя доброта помогла мне продержаться всю оставшуюся неделю. Я и сейчас часто вспоминаю твои слова, они меня подбадривают. Спасибо. – Карие глаза Тони, подернутые пеленой слез, встречаются с моими.
– Они и мне помогли в тяжелые времена. Рада, что тебе тоже, – говорю я.
Бенни подбегает к банке со сладостями, стоящей на уровне его глаз.
– Ой, я остановлю его, пока он не залез грязными руками в твой шоколад.
Я отхожу и даю ей пройти.
– Спасибо, что пришла. Никогда не забывай: ты прекрасно справляешься, мамочка.
Она улыбается мне и убегает за Бенни. Мое сердце разбухает от счастья и трепещет в груди.
Мужчина со стрижкой перьями и в расстегнутой белой рубашке, обнажающей его волосатую грудь, подходит ко мне. В одной руке он держит огромный бумбокс.
– Куда его поставить?
Глаза чуть не выпрыгивают из орбит, когда я понимаю, что это Грязный Гарри. Не может такого быть! Надо быстро выставить его за порог. Не успеваю я выпихнуть его за дверь, как к нам подходит Эйвери.
– Что-то случилось? – спрашивает она.
– Грязный Гарри как раз уходит, – говорю я. Стриптизер удивленно поднимает брови.
Эйвери смеется.
– Попалась! Это я попросила его тебя разыграть.
Я медленно с облегчением выдыхаю и качаю головой:
– Вы меня чуть до панической атаки не довели.
Грязный Гарри улыбается.
– Кажется, мы не представлялись друг другу официально. Я Марко, а не «Грязный Гарри». Это вам. – Он протягивает мне красивейший букет лилий, который до этого прятал за спиной. – Меньшее, что я могу сделать.
Я беру цветы и утыкаюсь в них носом, вдыхая запах.
– Спасибо, Марко.
Марко осматривается.
– Так куда мне поставить бумбокс?
Эйвери смеется, а я бросаю на нее настороженный взгляд.
Глава 46
Я убираю увядшие цветы и кладу туда свежий букет душистого горошка[38]. Наклоняюсь и провожу пальцами по гравюре на простеньком надгробии.
«Мэри Брайтон».
Я редко бываю на кладбищах, поэтому не знаю, стоять мне или сесть. Решаю постоять и долго смотрю на надгробие. Я мысленно говорю с ней, но не знаю, слышит ли она меня и связны ли мои слова.
Я провожу пальцами по контуру даты:
«11.11.1965 – 22.10.2003».
Дата отпечатывается у меня в голове. Я с трудом сглатываю. Она умерла в возрасте тридцати семи и была моложе меня. Я даже не знала, чего хочу от жизни, пока не приблизилась к сорока годам.
Я смотрю на надгробия вокруг. Интересно, кто ее «соседи», как они умерли и кого оставили позади. Их мечты умерли вместе с ними, как и мечты Мэри. Этим местом владеет грусть, и она цепляется за меня.
Я ехала сюда два часа. Максу сказала, чтобы он с Майей поехал со мной в следующий раз, потому что сегодня я хочу побыть здесь одна. Я по-прежнему в шоке от того, что Мэри связалась с агентством до своей смерти. Значит, она хотела со мной встретиться.
Голые щеки покалывает от холода. Я натягиваю шарф повыше, закрываю рот и вдыхаю духи с запахом душистого горошка, которые побрызгала на ткань. Надо произнести то, ради чего я здесь. Не знаю, когда я вернусь, да и потом со мной могут приехать Майя и Макс.
Я говорю через шарф, словно он может смягчить мои слова.
– Мэри, это Фэллон… Твое солнышко, – говорю я на случай, если она не знает, кто я такая. Рядом никого нет, поэтому я могу спокойно говорить вслух. Думаю, теперь она меня услышит. – С днем рождения.
Я достаю из шопера фото меня, Макса и Майи в пластиковой рамке и прислоняю его к надгробию.
Сегодня ей бы исполнилось пятьдесят восемь. Сердце болит, когда я понимаю, что она упустит: отношения со мной, общение с Майей, которой она приходится бабушкой.
Я сижу на жесткой, холодной земле и рыдаю, как мне кажется, несколько часов. Натягиваю шапку пониже, чтобы закрыть уши, и дрожу из-за налетевшего порыва ветра. На кладбище повсюду лежат мертвые листья, здесь до ужаса тихо. Хандра меня так и не отпускает.
– Спасибо тебе за письма. Я много раз их прочитала. Я держу их в коробке в прикроватной тумбочке. – Выдерживаю паузу. – Когда они рядом со мной, пока сплю, я чувствую себя ближе к тебе.
Я рассказываю ей про шоколад, Майю и Макса. Продолжаю говорить. Она столького обо мне не знает. Рассказываю результат маммографии.
Вспоминаю новости этой недели. Я прошла первую в жизни маммографию и сдала анализ крови, чтобы узнать, есть ли у меня
